© Юлия Глек, перевод и примечания, 2010.

Томас Хьюз

Thomas Hughes

ТОМ БРАУН В ОКСФОРДЕ

TOM BROWN AT OXFORD

Продолжение романа "Школьные годы Тома Брауна"

Перевод и примечания Юлии Глек

оригинал на Project Gutenberg http://www.gutenberg.org/etext/26851

Глава 7

Взрыв

Главная

Вскоре наш герой почувствовал, что завязал свою первую настоящую дружбу в колледже. Большой, сильный, плохо одетый служитель, живший в такой убогой обстановке, казавшийся одновременно и вызывающе безразличным, и болезненно чувствительным ко мнению окружающих, со своими вспышками то почти женственной мягкости, то ярости берсерка, которые чередовались, как солнце и ненастье в горах Шотландии июльским днём, со своим тонким чувством юмора и умением ценить все жизненные блага, в которых он постоянно себе отказывал из принципа, сразу же безоговорочно завоевал симпатии Тома и с каждым днём приобретал на него всё большее влияние.

Благословен человек, наделённый даром заводить друзей, потому что это один из лучших Божьих даров. Он включает в себя многое, но прежде всего умение выходить за пределы самого себя, умение видеть и ценить всё живое и благородное в другом человеке.

Но даже для тех, кто обладает этим даром, часто остаётся загадкой, является ли человек ему настоящим другом или нет. Если вы в этом не уверены, и особенно если человек этот в большей степени, чем вы, обладает земными благами, такими как талант, положение в обществе, деньги и всё такое прочее, узнать это можно с помощью следующей проверки.

Представьте себе этого человека лишённым всего, чем он обладает в этом мире, кроме старой рубашки и брюк, из соображений приличия; лишённым даже имени и брошенным на произвол судьбы посреди Холборна или Пикадилли. Подойдёте ли вы к нему немедленно, выведете ли его из толчеи кэбов и омнибусов, отведёте ли к себе домой, и накормите, и оденете, и будете стоять за него против всего света до своего последнего соверена и последней бараньей ноги? Если вы не сделали бы этого, вы не имеете права называть его священным именем друга. А если сделали бы, то и он, скорее всего, сделал бы для вас то же самое, и тогда вы можете считать себя богачом. Потому что, если бы дружбу можно было выразить деньгами или конвертировать в ходячую монету, один такой друг стоил бы по крайней мере 100 000 фунтов стерлингов. Сколько у нас в Англии миллионеров? Не знаю, но, боюсь, намного больше, чем людей, у которых найдётся десяток настоящих друзей. Но дружба деньгами не выражается и в них не конвертируется. Она ещё дороже мудрости, а мудрость «не даётся за золото… и приобретение премудрости выше рубинов»*****. Все богатства, когда-либо добытые из недр земли или морских глубин, не стоят уверенности в одной такой прочной дружбе, которую вы чувствуете в самой глубине своего сердца.

* Холборн (Holborn), Пикадилли (Piccadilly) - улицы в Лондоне, крупные транспортные артерии.

** кэб (cab, hansom cab) – двухколёсный экипаж, конструкцию которого разработал и запатентовал в 1834 году Джозеф Хэнсом (Joseph Hansom). Кэбы были лёгкими, что позволяло запрягать в них всего одну лошадь, могли легко маневрировать в транспортных пробках, которыми был печально известен Лондон XIX столетия, и позволяли развивать сравнительно большую скорость. Всё это способствовало их популярности. Наёмные кэбы – предшественники такси - широко упоминаются в английской литературе, в частности, в «Записках о Шерлоке Холмсе» А. Конан Дойла. В кэбе помещалось два пассажира, при большом старании можно было втиснуться втроём. Место возницы находилось сзади.

Кэб. Иллюстрация из Википедии http://en.wikipedia.org/wiki/Hansom_cab

Предисловие переводчика

Том Браун в Оксфорде

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Лодочный клуб колледжа Св. Амвросия, его руководство и бюджет

Глава 5

Служитель Харди

Глава 6

Как Драйсдейл и Блейк отправились на рыбалку

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Мускулистое христианство

Глава 12

Взгляды капитана

Глава 13

Первое столкновение

Глава 14

Замена в команде и что из этого вышло

Глава 15

Буря собирается и разражается

Глава 16

Буря бушует

Глава 17

На новом месте

Глава 18

Деревня Инглборн

Глава 19

Предвестие лучшей погоды

Глава 20

Примирение

Глава 21

Колледж Св. Амвросия принимает у себя капитана Харди

Глава 22

Отъезды ожидавшиеся и неожиданные

Глава 23

Инглборнский констебль

Глава 24

Экзамены "скулз"

Глава 25

День Поминовения

Глава 26

Прогулка на лугу Крайст Чёрч

Глава 27

Нотация, прочитанная львице

Глава 28

Окончание первого курса

Глава 29

Переписка на каникулах

Глава 30

Праздник в Бартон-Мэнор

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Mηδέν ΰγαν

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Ночной караул и что из этого вышло

Глава 40

Погоня

Глава 41

Суждения и затруднения лейтенанта

Глава 42

Третий курс

Глава 43

Послеобеденные посетители

Глава 44

И снова письма

Глава 45

Магистерский триместр

Глава 46

Глава 47

Глава 48

Глава 49

Глава 50

Оксфорд, план города, 1850 г.

*** омнибус – вид городского общественного транспорта, предшественник автобуса - многоместная повозка на конной тяге.

**** «не даётся за золото… и приобретение премудрости выше рубинов» - Ветхий завет, Иов 28 : 15 – 18, Синодальный перевод.

Что же касается цены того, что обычно называют дружбой, понимая под этим словом чувство, основанное на хороших обедах, интересных историях, местах в партере в опере и приглашениях на охоту, которые вы получили или надеетесь получить, на приятных подарках и способности человека доставлять те или иные удовольствия для жалкого тела или ума, – что ж, такую дружбу оценить нетрудно; но, так или иначе, вам придётся заплатить за неё свой фунт плоти*, можно смело поклясться в этом. И если вы последуете моему совету, то оцените её в 10 фунтов и предпочтёте остаться при своей корке хлеба и свободе.

* фунт плоти – аллюзия на пьесу У. Шекспира «Венецианский купец», в которой ростовщик как будто бы в шутку заключает с должником договор, что если тот не сумеет вернуть ему долг в срок, то ростовщик имеет право вырезать у него фунт плоти из любой части тела. Однако когда деньги в срок уплачены не были, ростовщик потребовал точного выполнения условий договора. Позднее это выражение стало означать законное, но неразумное и жестокое требование, а также расплату за что-либо.

Тома всё сильнее затягивала дружба с Харди. Пока что он ещё не был взят в плен и связан по рукам и ногам, но всё больше и больше запутывался в силках.

Однажды вечером он, как обычно, появился у дверей Харди около восьми вечера. Наружная дверь была открыта, но, когда он постучал во внутреннюю, ответа не последовало. Несмотря на это он вошёл, потому что к тому времени успел уже отбросить всякие церемонии и свою застенчивость. В комнате никого не было, но на столе стояли два бокала и чёрная бутылка, а кипящий чайник вовсю шипел на своей полке в камине. «Ага, - подумал Том, - похоже, он меня ждёт», - поэтому он сел спиной к огню и устроился поудобнее. Прошло четверть часа, а Харди всё не возвращался. «Вот уж не думал, что он выходит так надолго в это время суток, - подумал Том. – Наверное, он на какой-нибудь вечеринке. Надеюсь, что так и есть. Ему бы это пошло на пользу, и я знаю, что он мог бы бывать в обществе, если бы только захотел. Уж в следующем триместре я об этом позабочусь. Как глупо, что по обычаю первокурсники не могут устраивать у себя вечеринки во время своего первого триместра, а не то я бы занялся этим прямо сейчас. Почему он не хочет быть пообщительнее? Нет, общительнее – не то слово, в глубине души он очень даже общительный. Так чего же ему не хватает?»

И вот, балансируя на задних ножках одного из виндзорских кресел, он отдался мыслям о том, чего же именно не хватает Харди, чтобы стать идеальным объектом почитания героев*, как вдруг тот внезапно вошёл в комнату, с грохотом захлопнув за собой наружную дверь, а затем сорвал и яростно швырнул на диван шляпу и мантию ещё до того, как успел заметить нашего героя.

* почитание героев – произведение шотландского историка и философа Томаса Карлайла (Thomas Carlyle, 1795 – 1881) «О героях, почитании героев и героическом в истории» («On Heroes, Hero Worship & the Heroic in History») вышло в свет в 1841 г. и пользовалось большой популярностью. В нём подчёркивается важность героического начала в истории. Герои, по Т. Карлайлу, - это творцы истории («История мира - биография великих людей»). Примерами таких героев могут служить Кромвель и Наполеон.

Том тут же вскочил на ноги.

- Дружище, что случилось? – спросил он. – Боюсь, что я пришёл напрасно. Мне уйти?

- Нет, не уходите. Сядьте, - отрывисто сказал Харди и начал ожесточённо курить, не говоря больше ни слова.

Том подождал несколько минут, наблюдая за ним, а потом снова нарушил молчание:

- Я же вижу, что что-то случилось, Харди. Вы просто вне себя. Что такое?

- Что такое? – с горечью повторил Харди. – Да ничего особенного. Ничего особенного. Просто небольшой урок служителям по поводу их должностных обязанностей. Возможно, юнцу непросто это проглотить, но уж мне-то, во всяком случае, пора привыкнуть. Прошу прощения за то, что кажусь не в духе.

- Пожалуйста, расскажите, что случилось, - сказал Том. – Я сочувствую вам, что бы это ни было.

- Я вижу, - сказал Харди, поглядев на него, - и очень признателен вам за это. Что вы скажете на то, что этот тип Чентер предложил Смиту, младшему служителю, мальчику, который только приехал в Оксфорд, взятку в десять фунтов, чтобы тот отметил, что он был в часовне, хотя на самом деле он там не был?

- Грязный мерзавец, - сказал Том, - клянусь Богом, ему нужно объявить бойкот. Ведь так и будет? Нет, вы в самом деле хотите сказать, что он предложил ему деньги?

- В самом деле, - сказал Харди, - и этот бедняга пришёл сюда после обеда в холле спрашивать у меня, что ему теперь делать, со слезами на глазах.

- Чентера следовало бы отстегать хлыстом во дворе, - сказал Том. – Я сейчас же зайду к Смиту. И что же вы сделали?

- Как только я сумел взять себя в руки настолько, чтобы обойтись без рукоприкладства, - сказал Харди, - я пошёл к нему в комнаты, где он как раз принимал избранное общество, и предложил ему выбор: написать тут же на месте под мою диктовку покорную просьбу о прощении или завтра же утром предоставить это дело на рассмотрение главы колледжа. Он выбрал первое, и я заставил его написать такое письмо, что он нескоро его позабудет.

- Это хорошо, - сказал Том, - но отхлестать его всё же следовало бы. У меня просто руки чешутся, как только я об этом подумаю. Но теперь со Смитом всё в порядке.

- В порядке! – с горечью сказал Харди. – Не знаю, что вы называете «порядком». Возможно, самоуважение паренька пострадало на всю жизнь. Такое не излечивается извинениями.

- Ну, я надеюсь, всё не настолько плохо, - сказал Том.

- Если бы это касалось вас, вы бы так не говорили, - сказал Харди. – Я скажу вам, как это бывает: один-два подобных случая – а я в своё время сталкивался с гораздо большим количеством – и это въедается в вас и оставляет отметины как калёное железо.

- Но, правда, Харди, вам приходилось сталкиваться со взятками раньше? – спросил Том.

Харди на мгновение задумался.

- Нет, - сказал он, - не могу этого сказать. Но я часто сталкивался с другими вещами, ничуть не лучше или почти не лучше. - Он помолчал минуту и продолжил:

- Говорю вам, если бы не мой дорогой старик, которому это разбило бы сердце, я завтра же покончил бы со всем этим. Я был на грани этого двадцать раз. Покончил бы и записался в хороший полк.

- Вы думаете, там было бы лучше? – осторожно спросил Том, чувствуя себя как в пороховом погребе.

- Лучше! Да, там должно быть лучше, - сказал Харди. – Там, по крайней мере, молодым приходится сражаться и маршировать; кроме того, там вы рядовой и знаете своё место. А здесь вы что-то вроде джентльмена – спаси, Господи, это звание! Молодой офицер, каким бы хлыщом и транжиром он ни был, должен стоять в карауле и рисковать жизнью по всему миру, куда его ни пошлют, а иначе ему придётся оставить службу. Служба! – да, вот оно, это слово; вот что делает каждого молодого английского солдата достойным уважения, даже если он сам так не считает. Он служит своей королеве, своей стране – возможно, и дьяволу тоже, очень даже может быть – но всё же и чему-то другому. Он дал присягу, он обязан, он должен это делать – более или менее. А у нас здесь молодёжь, здоровая, сильная, с кучей денег, не связана никакой службой в этом мире и предпочитает служить дьяволу и своим страстям, потому что чему-то служить они всё же должны. Хотелось бы мне знать, где ещё на свете можно увидеть такое?

Том пробормотал что-то насчёт того, что совершенно необязательно студентам Оксфорда, богатым или бедным, служить тому, о ком он только что упомянул; однако это замечание, кажется, только подлило масла в огонь. Харди встал со стула и начал шагать взад-вперёд по комнате, заложив правую руку за спину и сжимая ею локоть левой, прижатой к телу, в которой он держал чашу своей трубки и с каждой затяжкой выпускал из неё клубы дыма, как паровоз, трогающийся с места с тяжёлым составом. Это была поза человека, который изо всех сил старается сдержать себя. Его глаза как угли горели под густыми бровями. Выглядело это по-настоящему страшно, и Том чувствовал себя весьма неуютно и неуверенно. Сделав пару поворотов, Харди взорвался опять:

- И кто же они, эти типы, которые смеют предлагать взятки джентльменам? Как они живут? Какую пользу приносят самим себе или этому университету? Клянусь небом, они же губят и тело своё, и душу, и превращают это место, предназначенное для подготовки учёных, мужественных, добродетельных англичан, в притон и дьявольскую западню. И кто же пытается остановить их? То тут, то там какой-нибудь дон делает своё дело как мужчина; остальные же или умывают руки и тратят своё время на надзор за теми, кто в этом не нуждается, и пичканье знаниями тех, кто вполне без этого обойдётся, а то и просто стоят наготове со шляпами в руках и кричат: «О вы, молодые люди с крупными состояниями и хорошими связями! Вы, будущие распределители жизненных благ в этом королевстве, идите в наши колледжи, всё будет устроено к вашему полному удовольствию!» И крик этот подхватывают и студенты, и торговцы, и лошадиные барышники, и прислуга на поле для крикета, и собачники: «Идите к нам, к нам, к нам, мы будем вашими подхалимами!» Что ж, пускай; пускай подхалимствуют и раболепствуют перед своими любимыми идолами, пока окончательно не угробят это благородное старинное место. Оно пропадёт, оно не может не пропасть, оно должно пропасть, если в нём не нашлось для поклонения ничего лучшего, чем знатность, деньги и рассудок! Но жить здесь, любить это место, видеть всё, что происходит, страдать и терзаться от этого и быть не в состоянии…

В этот момент своей речи Харди подошёл к поворотной точке своего маршрута в дальнем конце комнаты, как раз возле буфета с посудой; но вместо того, чтобы повернуть как обычно, остановился, отпустил свой левый локоть и, размахнувшись, изо всех сил ударил кулаком правой руки по одной из панелей. Тонкие доски не выдержали и с треском проломились, как под ударом молота, а внутри побилась стеклянная и глиняная посуда. Том вскочил на ноги, не будучи уверен, не последует ли за этим атака на него самого, но приступ прошёл, и Харди, оглянувшись, посмотрел на него с горестным и покаянным выражением. Мгновение Том пытался придать своему лицу приличествующие случаю серьёзность и героизм, но этот мгновенный контраст так поразил его, что он расхохотался, прежде чем успел подумать о том, что делает. Хохот закончился приступом кашля, потому что от возбуждения он наглотался табачного дыма. Харди удерживался всего мгновение, а потом тоже проникся юмором ситуации, его умоляющий взгляд сменился улыбкой, а улыбка – смехом, и он повернулся к своему покалеченному буфету и стал осторожно открывать его, на сей раз так, как положено.

- Послушайте, старина, - сказал Том, подходя к нему, - Мне кажется, это у вас дорогостоящее развлечение. И часто вы так набрасываетесь на свой буфет?

- Видите ли, Браун, по натуре я человек вспыльчивый.

- Похоже на то, - сказал Том. – А суставы пальцев от этого не болят? На вашем месте я велел бы поставить тут что-нибудь помягче, скажем, кроватный валик с бархатной академической шляпой сверху или в мантии доктора богословия.

- Чёрт вас возьми, - сказал Харди, вытаскивая последнюю щепку и осторожно открывая пострадавшую дверцу буфета. – Ох, гром и молния, посмотрите, - продолжал он, когда его взору предстало положение дел внутри. – Сколько раз я говорил этому мошеннику Джорджу никогда ничего не ставить с этой стороны буфета! Два бокала разбились вдребезги, а у меня их и всего-то четыре. Хорошо хоть эти два были на столе.

- А вот, смотрите, от сахарницы откололся большой кусок, - сказал Том, показывая разбитый предмет, - и ещё, ну-ка, ну-ка… одна чашка и три блюдца отправились к праотцам.

- Хорошо, что не хуже, - сказал Харди, заглядывая ему через плечо. – У меня было много лишних блюдец, так что оставшихся на мой век хватит. Бог с ней, с битой посудой, давайте опять сядем и будем благоразумны.

Том уселся в отличнейшем настроении. Теперь он чувствовал себя более на равных с хозяином, чем прежде, и даже подумывал о том, чтобы попенять ему в мягкой форме или прочитать небольшую мораль. Но, пока он размышлял, как лучше воспользоваться случаем, Харди начал сам.

- Я бы не стал так выходить из себя, Браун, если бы это место было мне безразлично. Для меня невыносима мысль, что оно превратилось в своего рода обучающую машину, в которой я должен три года заниматься зубрёжкой, чтобы получить какие-то степени, которые мне нужны. Нет! Это место, и Кембридж, и наши лучшие школы – это сердце старой доброй Англии. Вы когда-нибудь читали обращение секретаря Кука к вице-канцлеру*, докторам и прочим в 1636 году, а ведь то время было, пожалуй, ещё более критическое, чем наше? Нет? Ну так послушайте, - и он подошёл к книжному шкафу, вытащил книгу и прочёл: «Правда состоит в том, что все мудрые принцы оберегают благополучие своих владений и считают, что школы и университеты являются, если сравнить государство с телом, благородными и жизненно важными органами, которые, будучи здоровыми и сильными, посылают хорошую кровь и бодрый дух по всем венам и артериям, отчего происходят здоровье и сила; или же, если они слабы и подвержены болезням, заражают все жизненно важные органы, отчего происходят болезни, а в конце концов и сама смерть»**. Десять лет морального упадка здесь, в Оксфорде – и разложению может подвергнуться половина приходов в королевстве.

* вице-канцлер (vice-chancellor) – фактически это глава Оксфордского университета. Хотя его официальным главой считается канцлер (chancellor), как правило, эту должность занимает какой-нибудь выдающийся политический или общественный деятель, который ограничивается представительскими функциями, а всеми управленческими вопросами занимается вице-канцлер.

** это отрывок из речи, произнесённой 22 июня 1636 года перед Конвокацией (Convocation) – главным органом управления Оксфордского университета, состоявшим из всех докторов и магистров университета – Джоном Куком (John Cook), секретарём университета. Целью речи было склонить Конвокацию к принятию нового устава, уже ратифицированного королём и архиепископом Кентерберийским Лодом (William Laud, 1573 – 1645), который одновременно занимал должность канцлера Оксфордского университета. Под его руководством и был разработан устав, по поводу которого была произнесена данная речь. Этот устав, известный как Лодианский, регламентировал жизнь университета более 200 лет.

- Это так, - начал Том, - но…

- Да, и поэтому я имею полное право переживать за Оксфорд. Переживать за него – долг каждого англичанина.

- Но, в самом деле, Харди, вы неблагоразумны, - сказал Том, который не желал упускать свой шанс прочитать мораль хозяину.

- Я очень вспыльчив, - ответил Харди, - я только что вам так и сказал.

- Но вы несправедливы по отношению к нашему фешенебельному кружку. В конце концов, они ведь не виноваты в том, что богаты.

- Нет, и поэтому, пожалуй, не стоит ожидать от них, что они пройдут в игольное ушко*. Но не хотите же вы сказать, что вам когда-нибудь приходилось слышать о более грязном и подлом деле, чем это? – сказал Харди. – Его бы следовало исключить из университета.

* «…пройдут в игольное ушко» - Новый Завет, от Матфея, 19 : 24.

- Я признаю это, - сказал Том. – Но ведь это сделал только один из них. Не думаю, что среди них нашёлся ещё хотя бы один, способный на такое.

- Надеюсь, что нет, - сказал Харди. – Возможно, я несправедлив к ним. Как вы говорите, они не виноваты в том, что богаты. Но, знаете, мне не хочется, чтобы вы думали обо мне как о неистовом предвзятом фанатике. Рассказать вам некоторые случаи из моей жизни здесь, в Оксфорде? Несколько происшествий из жизни служителя?

- Конечно, - сказал Том, – буду очень вам благодарен.