© Юлия Глек, перевод и примечания, 2010.

 

Томас Хьюз

Thomas Hughes

 

ТОМ БРАУН В ОКСФОРДЕ

TOM BROWN AT OXFORD

 

Продолжение романа "Школьные годы Тома Брауна"

 

Перевод и примечания Юлии Глек

оригинал на Project Gutenberg http://www.gutenberg.org/etext/26851

 

Глава 36

На берегу реки

 

Главная

 

После Хенли Том заехал домой, чтобы повидаться с родителями и захватить свои рыболовные принадлежности, а затем направился в Усадьбу. По дороге туда он не раз почти решился сделать крюк через Инглборн, чтобы в первом разговоре с Кэти выяснить, как в действительности идут дела у Гарри и его возлюбленной, о которых он в последнее время получал такие скудные сведения. Но, как бы то ни было, добравшись до поворота на Инглборн, он проехал мимо, удовольствовавшись пока лишь далёким видом на деревню и Соколиный Уступ, и поехал прямо в Усадьбу.

Он не ожидал, что с самого начала почувствует себя непринуждённо в доме, который покинул прошлой осенью таким странным манером, поэтому и не был разочарован. Комнаты неприятно напоминали ему о стычке с покойным хозяином, у важного и представительного дворецкого, который его встретил, был несколько сконфуженный вид, а лакей нёс его чемодан с ухмылкой, которая выбила его из колеи. Общество, которое он там обнаружил, оказалось не его сорта. То были сплошь молодые лондонцы, а сам он был сельским жителем до мозга костей. Но вид ручья, вдоль которого он как следует прошёлся перед обедом, примирил его со всем и наполнил чувством приятного предвкушения. Он решил, что в жизни не видел такой славной водички.

Обед, за который уселась компания молодых джентльменов, был превосходен. Возможно, при данных обстоятельствах хозяин несколько многовато говорил о своём вине, своём серебре, своей баранине и т.д., побуждая тем самым задуматься о том, как давно они стали его. Но он по-своему старался быть гостеприимным, и гости не были склонны к излишней критике.

Старый дворецкий не снизошёл до того, чтобы им прислуживать, а просто принёс после обеда большую бутылку кларета, держа её осторожно, как младенца, и с покровительственным видом поставил перед молодым хозяином. Прежде чем перейти в бильярдную, они выпили несколько таких бутылок, но все последующие приносил лакей, а дворецкий с управляющим тем временем были заняты смакованием бутылки более старого урожая в буфетной. Потом был пул, пул и снова пул, содовая, бренди и сигары до поздней ночи; но Том потихоньку ушёл пораньше, потому что рассчитывал утром поудить и не слишком-то уютно чувствовал себя в этой компании.

На следующее утро он вышел из дома вскоре после восхода. Его никогда не нужно было будить, если поблизости протекал ручей, в котором водилась форель, а инстинкт подсказывал ему, что в эти жаркие летние дни шансов что-нибудь поймать будет мало, когда солнце поднимется высоко. Поэтому он тихонько вышел из двери холла, на мгновение остановился на крыльце, чтобы вдохнуть всей грудью свежий утренний воздух и бросить взгляд на флюгер над конюшней, а потом стал готовить снасть на лужайке, напевая себе под нос, пока выбирал из своего потёртого футляра для мушек соблазнительное «красное пёрышко» и  «вислокрылку» и привязывал их к своей снасти. Затем он перекинул через плечо корзинку для рыбы и направился к воде.

Когда он проходил мимо ворот конюшни, оттуда вышел егерь – крепкий круглоголовый малый в вельветовой куртке, вельветовых штанах и гетрах – и дотронулся до своей шляпы. Том ответил на его приветствие и пожелал ему доброго утра.

- Доброе утро, сэр, раненько же вы встали.

- Да, я считаю, в конце июня это лучшее время для ловли.

- Так и есть, сэр. Может, мне взять подсак и пойти с вами?

- Нет, спасибо, я сам. А где здесь у вас самый лучший клёв?

- Да везде. Хоть здесь, хоть там, особой разницы нету. Но по утрам я вижу больше всего рыбы на глубине, вон там, пониже.

- Не знаю, ночь ведь была жаркой, - сказал Том, который уже изучил ручей накануне и тогда же решил, куда ему направиться. – Я предпочитаю ловить на глубине в холодные дни. Попробую-ка сначала вон на тех отмелях выше по течению. Вода, я полагаю, стоит высоко?

Предисловие переводчика

 

Том Браун в Оксфорде

 

Введение

Глава 1

Колледж Св. Амвросия

Глава 2

На реке

Глава 3

Завтрак у Драйсдейла

Глава 4

Лодочный клуб колледжа Св. Амвросия, его руководство и бюджет

Глава 5

Служитель Харди

Глава 6

Как Драйсдейл и Блейк отправились на рыбалку

Глава 7

Взрыв

Глава 8

История Харди

Глава 9

Искушение Брауна

Глава 10

Летний триместр

Глава 11

Мускулистое христианство

Глава 12

Взгляды капитана

Глава 13

Первое столкновение

Глава 14

Замена в команде и что из этого вышло

Глава 15

Буря собирается и разражается

Глава 16

Буря бушует

Глава 17

На новом месте

Глава 18

Деревня Инглборн

Глава 19

Предвестие лучшей погоды

Глава 20

Примирение

Глава 21

Колледж Св. Амвросия принимает у себя капитана Харди

Глава 22

Отъезды ожидавшиеся и неожиданные

Глава 23

Инглборнский констебль

Глава 24

Экзамены "скулз"

Глава 25

День Поминовения

Глава 26

Прогулка на лугу Крайст Чёрч

Глава 27

Нотация, прочитанная львице

Глава 28

Окончание первого курса

Глава 29

Переписка на каникулах

Глава 30

Праздник в Бартон-Мэнор

Глава 31

За сценой

Глава 32

Кризис

Глава 33

Браун Patronus

Глава 34

Mηδέν ΰγαν

Глава 35

Второй курс

Глава 36

На берегу реки

Глава 37

В ночном карауле

Глава 38

Мэри в Мэйфере

Глава 39

Ночной караул и что из этого вышло

Глава 40

Погоня

Глава 41

Суждения и затруднения лейтенанта

Глава 42

Третий курс

Глава 43

Послеобеденные посетители

Глава 44

И снова письма

Глава 45

Магистерский триместр

Глава 46

Из Индии в Инглборн

Глава 47

Свадьба

Глава 48

Начало конца

Глава 49

Конец

Глава 50

Эпилог

Список примечаний

Оксфорд, план города, 1850 г.

- Здорово поднялась за последнюю неделю, сэр.

- Тогда пошли. Пройдёмся вместе, если вам в ту же сторону.

И Том двинулся вперёд по высокой росистой траве, в которой, как драгоценные камни, сверкали полевые цветы. Следом за ним шёл егерь. Кузнечики со стрекотанием выпрыгивали у Тома из-под ног, в воздухе стояло жужжание и гудение насекомых, жаворонок поднялся в небо и пел у него над головой, и он уже много месяцев не чувствовал себя таким счастливым. Поэтому сердце его потянулось к спутнику, который держался немного сзади.

- Какого размера вы их вылавливаете, егерь?

- Вылавливаем всё, что больше девяти дюймов, сэр. Но здесь есть и славные трёхфунтовые рыбки – для тех, кто сумеет их поймать.

- Это хорошо, но только поймать их нелегко, верно?

- Вот уж не знаю, сэр. Джентльмены приходят, становятся у самой воды и забрасывают вниз по течению всякие мудрёные мушки с длинными названиями, а солнце светит им в спину. А потом они уходят и говорят: «Какой смысл ловить тут нахлыстом, когда в воде полно личинок и всего такого прочего».

- Да, такое случается, - сказал Том со смешком.

- Вот кто здесь ловит большую рыбу, сэр, - продолжал егерь, которого потянуло на откровенность, - так это проклятущие браконьеры со своими ночными донками. Повадился сюда один такой этой весной – вот уж хитёр, я таких отродясь не встречал. Сетью  он не ловит, не таковский, видать, считает, что это не по-спортсменски. К тому же я  добился, чтобы хозяин велел натыкать в дно кольев по всему ручью, а в ямах – старых ножей и бритв, но это не помогает. Этот шутник всегда приходит один, а с сетью одному не справиться. Теперь уж я вижу с пяти-шести ярдов, где этот малый поставил свои донки, и время от времени нахожу их. До чего ж искусно поставлены, если б вы видели! На то, чтобы за ним уследить, нужно всю жизнь положить, и я знаю, что он вылавливает этак с дюжину крупных рыб каждую неделю, что я ни делай.

- Что же вы не поймаете его, егерь? – сказал Том, которого эта история очень позабавила.

- Понимаете ли, сэр, он ведь не приходит в один и тот же час, пропади он пропадом, - сказал егерь, начиная горячиться. -  Провалиться мне на этом месте, если я не думаю, что иногда он приходит сюда вместе с косцами и всякими такими прочими прямо посреди бела дня, вытаскивает свои донки и уходит, а они ничего не делают, а только хихикают. Всё, что я знаю – это что я сторожил до полуночи, а потом опять с самого рассвета, и ничего из этого не вышло, кроме одного раза.

- Это как же?

- А вот, сэр, как-то утром, где-то около прошлого Благовещенья, вышел я потихоньку на рассвете к ручью и пошёл вверх по течению. Дошёл я до неудобья фермера Джайлза (это вон тот маленький ухабистый кусочек, сэр, на том берегу, через два поля от наших угодий), и тут я его и увидел – наклонился он, значит, и вытаскивает донку. «Вот ты и попался, Билли», - говорю я про себя и бегом к живой изгороди, чтобы отрезать его от границы наших владений. Видел он меня или нет, не знаю, только когда я выглянул с другой стороны изгороди, вижу – он себе спокойненько уходит быстрым шагом вверх по течению и запихивает в карман двухфунтовую рыбину. Увидел меня и бегом к границе, я с одной стороны изгороди, он с другой, а через заборы он перескакивал прямо как наша борзая Клара. Перескочили мы через последний забор вон на то поле, поросшее утёсником, сэр (а это земля уже не наша, а приходского священника), ноздря в ноздрю, я сразу бросаюсь влево, потому что здесь нас забор уже не разделяет. Я-то думал, он будет петлять среди кустов утёсника. Как бы не так. Он надвинул шляпу на глаза и стоит себе спокойненько у первого же куста. Тут я смекнул, что мы уже не на нашей земле, но кровь у меня взыграла, ну я и бросился на него без лишних слов, и как двину ему по башке своей палкой. А он отбил её своей, и когда я кинулся, чтобы схватить его за воротник, то провалиться мне на этом месте, если он сам не схватил меня за воротник и за штаны и не швырнул через голову прямо в колючий куст. Тут он чуть не лопнул со смеху и, пока я выбирался из куста весь в колючках и с изодранными штанами, успел удрать. Чёрт побери! – вскричал егерь, а Том просто зашёлся от хохота. – Ловок, злодей, ничего не скажешь, но уж в следующий раз я с ним поквитаюсь. Дурак я был, что не остановился сначала, не присмотрелся как следует и не заговорил с ним! Тогда бы при встрече я его признал, а теперь, как по мне, так он может быть хоть нашим приходским клерком.

- И больше вы его не видали?

- Ни разу, сэр, ни поздно, ни рано – а уж как бы мне хотелось!

- Ладно, егерь, вот вам полкроны на починку штанов, и желаю вам удачи в матче-реванше. Я начну удить здесь.

- Благодарю вас, сэр. Забрасывайте вон туда, под бережок, там хорошую можно взять. Вот только сейчас там кормилась рыба, и, поверьте мне, из икры она вылупилась не в этом году, да и не в прошлом тоже.

С этим общительный егерь ушёл.

- Молодец этот егерь, - сказал Том сам себе, разматывая свой конусный шнур ярд за ярдом и легко и мягко забрасывая поводок с мушками на покрытую рябью поверхность воды, с каждым броском футов на пять дальше. – Славный парень – не стесняется рассказывать такое о самом себе и не возражает, чтобы над ним посмеялись, чего не скажешь о его хозяине. А вот, могу поклясться, и та рыба, которую он заметил, как она кормилась. А теперь, мои красавицы, летите над ней и падайте на воду легко, как пушинки, да смотрите, не опозорьтесь!

И трепещущие мушки полетели по воздуху и упали на воду у противоположного берега, прямо у зарослей камыша. Когда они потихоньку поплыли назад поперёк течения, под камышами образовался маленький круглый водоворот. «Ага, заметила, дорогуша? – подумал Том. – Ну, так помолись и причастись!» И мушки снова взлетели и упали на воду, на этот раз немножко ниже. Никакого движения. Третий заброс, сильнейший рывок и плеск, и в следующее мгновение гибкое удилище согнулось пополам, а шёлковый поводок помчался вперёд, рассекая воду как бешеный. Большая рыбина дважды выпрыгнула из воды – Том ослабил шнур; потом снова бросилась вверх по течению - Том увеличил натяжение и начал потихоньку сматывать шнур. Рыбина уходит вглубь, в колышущиеся водоросли, работая хвостом, как будто бы это винт в двенадцать лошадиных сил. «Мне бы только уйти на дно», - думает она. Том тоже так думает и, доверившись своей снасти и поддерживая равномерное натяжение шнура, медленно и осторожно идёт вниз по течению ручья. «Не вышло», - говорит себе рыба, чувствуя, что её всё время заворачивают обратно, и, закрутив воду водоворотом, бросается вниз по течению. Том, сматывая шнур, идёт дальше, и рыба тоже уходит всё дальше в надежде, что натяжение ослабнет – на двадцать, на тридцать футов – затем она медленно поднимается к поверхности, потом ещё раз, как будто ждёт второго дыхания. Дальше реку пересекает просёлочная дорога, водорослей здесь нет, сбоку отмель. «Здесь всё и решится», - думает Том и снова заворачивает рыбу головой против течения. Большая рыба делается вялой, дважды её относит течением к отмели, и дважды она уходит на глубину при виде своего врага. В третий раз она появляется, покачиваясь, её жёлтый бок поблёскивает, рот раскрыт; и в следующее мгновение Том выбрасывает её на траву с возгласом, который, наверное, был слышен даже в доме.

- До двух фунтов всего унции не хватает, - говорит Том, добивает рыбу и любовно укладывает её на свежий зелёный дёрн.

Кто из вас, дорогие читатели, может по достоинству оценить то сильнейшее наслаждение, которое испытываешь, вытаскивая на берег свою первую крупную рыбу после девятимесячного поста? Все чувства, испытываемые впервые, доставляют нам особое удовольствие; но ни одно из них не может даже сравниться с тем, что чувствуешь, поймав свою первую рыбу в сезоне. Первый мастерский удар в вашем первом матче на площадке Лорда; скрежет носа вашей лодки о корму идущей впереди в вашей первой гребной гонке; первые полмили после того, как во время ноябрьской охоты дичь выскочит из укрытия, когда собаки бегут впереди по полю так плотно, что их всех можно накрыть скатертью со стола, и между ними и вами нет никого, кроме егеря и одного-двух лучших охотников; ваше первое выступление в суде, если это произошло в течение года после того, как вы получили право вести адвокатскую практику, - чувства, испытываемые во всех этих случаях, очень похожи; но в случае крикета, гребных гонок, выступлений в суде и даже охоты ощущения с течением времени притупляются. Что касается читательниц, то дать им представление о чувстве, о котором идёт речь, вероятно, невозможно. Может быть, некоторые из них испытывали нечто подобное на своём первом балу, когда слышали вокруг себя перешёптывания и видели, что все глаза устремлены на них, и знали, что платья и перчатки сидят на них безукоризненно. Но эту радость можно испытать лишь раз в жизни, а первая рыба в сезоне возвращается к вам снова и снова всё с той же свежестью, или же должна возвращаться, если не отнимать у мужчин их законных прав. Так что да здравствует славное ремесло и его адепты, и пусть богини судьбы почаще забрасывают нас в их общество! Удильщик форели, как художник-пейзажист, посещает самые прекрасные уголки на земле, и посещает их в одиночестве. Одиночество да собственные мысли – ему нужно уметь быть с ними в ладу; а тот, кто умеет благожелательно принимать и то, и другое в больших количествах, скорее всего, будет благожелателен и справедлив и к своим ближним.

 

 

Ловля форели. Гравюра Фредерика Альберта Слоукома (Fredrick Albert Slocombe). Издана в1889 г.

Иллюстрация с сайта Sanders of Oxford http://www.sandersofoxford.com/describe?id=4469

 

В то летнее утро рыбалка у Тома удалась на славу. Когда великолепное солнце поднялось повыше, утих лёгкий утренний бриз, от которого шла рябь по воде; лёгкий туман поднялся в виде облачка, облачко рассеялось или, быть может, отправилось в страну облаков; но рыба, как ни странно, по-прежнему поднималась к приманке, хотя Том чувствовал, что продолжаться это будет какие-то минуты, и действовал соответственно. В восемь часов он был в четверти мили от дома и дошёл до редкого по привлекательности места, как для удильщика, так и для любителя красивых речных пейзажей. Основное русло здесь перегораживал шлюз в виде добротного кирпичного моста без парапетов, вода протекала под ним сквозь четыре маленькие арки, любую из которых можно было мигом закрыть, опустив тяжёлые деревянные ворота шлюза, которые держались в пазах с той стороны моста, что выше по течению. Такие шлюзы частенько попадаются на ручьях в западной части страны – даже вдали от мельниц и мельников, ради пользы которых их сооружали в старые времена, чтобы можно было легко регулировать подачу воды. Все благочестивые рыболовы должны благословлять память их строителей, потому что каждый такой шлюз – просто рай для крупной форели, которая любит держаться вблизи сооружений из старой кирпичной кладки и дерева. Вода, спешащая сквозь арки, конечно же, прорыла глубокие ямы, а в двадцати ярдах ниже по течению широко и буйно разливалась по руслу футов пятидесяти шириной, радостно играя рябью и водоворотами, и стремительно неслась к маленькому островку в двухстах ярдах ниже по течению, или же неторопливо катилась назад к мостику по заводи у берега, как бы желая ещё раз весело пронестись сквозь одну из этих узких арок. Островок был увенчан великолепными зарослями из ольхи, сорокафутовых ив, которые плакали над водой, и двух-трёх тополей. Позади него лежал, мерцая, роскошный заливной луг длиной около мили, по которому были раскиданы тут и там то ива, то ольха; обрамлял вид чудесный лес на верхушке пологого склона, у подножия которого протекала река. Ещё один значительный поток, оторвавшийся от основного русла где-то повыше, чтобы затопить заливные луга, присоединялся здесь к своему родителю; он неторопливо струился по широкой канаве, искусственно вырытой параллельно основному руслу, и узкая полоска земли, разделявшая оба потока, резко обрывалась чуть пониже шлюза, создавая отличное местечко и для купания, и для ужения рыбы.

Том решил оставить эту заводь себе «на закуску», как ребёнок, который до последнего бережёт своё лакомство. Низко согнувшись, он прокрался через мостик и добрался указанной точки. Достигнув её, он огляделся вокруг, потому что низенькие ивы и ясени были раскиданы по всей полосе, а запутавшийся в них при неосторожном забросе поводок мог испортить всю рыбалку. И вот тут-то, в том самом месте, где вода заводи смешивалась с потоком с заливных лугов, он узрел лениво лежащую почти на самой поверхности настоящую прабабушку всей форели, в два фута длиной и около фута в обхвате в самом широком месте. Она шевелила плавниками еле-еле, лишь бы не перевернуться на спину. Он бросился на землю плашмя и отполз на другой край полоски; королева рыб его не заметила; в следующее мгновение Том увидел, как она заглотила пчелу, которая летела со своим утренним грузом мёда и неосторожно коснулась воды у самого её носа. Трясущимися руками Том снял свою хвостатую мушку и, стоя на коленях, заменил её на «гувернёра»; потом укоротил шнур и, намочив свою имитацию пчелы в заводи позади себя, осторожно забросил её прямо к челюстям монстра. Мгновение казалось, что рыба испугалась, но уже в следующее, сознавая свою силу, она медленно подняла голову к поверхности и заглотила приманку.

Том осторожно подсёк, а потом вскочил на ноги. Но небеса, похоже, уготовали иную судьбу королеве рыб, которая быстро нырнула под берег; последовал лёгкий толчок, и удочка Тома взлетела у него над головой, а перед его лицом оказался болтающийся шнур и едва ли ярд его надёжного шёлкового поводка. С ужасом и неудовлетворённой страстью схватился он за эти останки и тщательно их осмотрел. Может быть, шёлк перетёрся во время сегодняшней ловли, а он и не заметил? Нет, он просмотрел каждый дюйм всего пять минут назад, когда подходил к заводи. Кроме того, срезано было чисто, без всяких следов потёртости. Как же это могло получиться? Он подошёл к этому месту и посмотрел в воду; она казалась бесцветной, дна видно не было. Он сбросил свою рыболовную куртку, закатал рукав фланелевой рубашки и, лёжа на боку, стал щупать возле берега и попытался достать дно, но не смог. Тут раздался звон колокола, возвещавший, что завтрак через полчаса, и, отложив расследование на потом, он в безмолвной досаде разделся, чтобы искупаться в заводи. Трижды бросался он в восхитительно стремительное течение холодного мелового ручья с тем полным самозабвением, которое человек, существо с хрупкими костями, может позволить себе только тогда, когда между ним и матушкой-землёй не более шести или семи футов воды; позволив ручью нести себя, как ему будет угодно, к отмелям ниже по течению, он снова поднялся навстречу напору и рёву воды туда, откуда прыгнул в воду. Потом, медленно и с наслаждением одеваясь, закурил свою короткую трубку – спутницу раздумий – и начал размышлять о бегстве королевы рыб. Что же такое могло перерезать его поводок? Чем больше он думал, тем меньше понимал. Вдруг он заметил егеря, возвращавшегося обратно в дом за распоряжениями и завтраком.

- Как клёв, сэр?

- Недурно, - небрежно ответил Том, вытаскивая из своей корзинки пять увесистых пёстрых рыб, фунтов на семь с половиной веса, и раскладывая их так, чтобы егерь мог их как следует рассмотреть.

- Что и говорить, они отличные, сэр, - говорит егерь, беря их в руки. – Всегда здорово отъедаются во время майского лёта подёнок. Что-нибудь упустили, сэр?

- Выпустил обратно несколько маленьких вон там, выше по течению, и упустил одну громадную вот здесь, в этой чёрной канаве. В ней было, должно быть, фунта четыре, и она ушла, пропади она пропадом, вместе с двумя ярдами моего поводка и парочкой первоклассных мушек. Как она могла сорваться, представить себе не могу! – и он принялся пересказывать подробности своей короткой борьбы.

Егерь с трудом подавил улыбку.

- Ах, сэр, - сказал он, - кажется, я знаю, что испортило вам рыбалку. Этим вы обязаны тому самому малому, о котором я вам говорил, или меня зовут не Уильям Годдард.

Затем, выудив из зарослей камыша багор, он стал шарить им под берегом, и вскоре поднял на поверхность некую адскую машину, состоявшую из тяжёлого обрубка дерева около ярда длиной, в который были самым тщательным образом натыканы штуки четыре или пять старых ножей и бритв, а свободное место было унизано ржавыми зазубренными гвоздями.

Том смотрел на это в изумлении.

- Что за дьявольскую штуковину вы достали? – спросил он, наконец.

- Благослови вас Господи, сэр, - сказал егерь, - это всего лишь одна из наших ловушек против сетей, я же вам рассказывал. У меня таких с дюжину будет в самых вероятных местах, и я всё время переставляю их с места на место. А ещё я время от времени затачиваю их напильником на глазах у тех, кто бывает тут на лугах, пускай видят. С тех пор, как хозяин отдал распоряжение установить их, не думаю, чтобы кто-нибудь пробовал ловить тут сетью чаще, чем раз в месяц.

- И не боитесь вы с хозяином ставить такие штуки? – серьёзно спросил Том. – Так ведь можно кому-нибудь руку или ногу наполовину отрезать. А если бы мне вздумалось пойти вброд, чтобы выяснить, что случилось с моей снастью?

- Господи, сэр, я об этом и не подумал, - сказал егерь, смутившись и приподнимая шляпу, чтобы почесать в затылке. - Но, - добавил он, меняя тему, - если вы хотите отвадить этих ловких злодеев от ручья, нужно напугать их чем-нибудь особенным. Чтоб им пусто было, я уж не знаю, что мне с ними делать. Но если бы мы не понатыкали этих штук, то вам бы, сэр, никогда не удалось бы поймать тут пяток таких рыб до завтрака.

- Да не нужны они мне, если нельзя обойтись без этого. Послушайте, егерь, что я вам скажу, эта ваша затея с бритвами заходит слишком далеко. Нельзя калечить людей ради рыбалки. Вы же устанавливаете в своих лесах пружинные ружья* и знаете, к чему это приводит. Почему вы или кто-нибудь из ваших сторожей не покараулите здесь ночью и не поймаете этих браконьеров как мужчины?

 

* пружинное ружьё – весьма негуманное средство борьбы против браконьеров и нарушителей границ частных владений. Это ружьё или обрез, снабжённое устройством, которое спускает курок, если к нему будет приложена соответствующая сила (например, если человек споткнётся о спрятанную в траве верёвку). В Англии подобные приспособления запрещены законом с 1827 г., однако случаи их применения встречались даже в XX столетии.

 

 

Пружинное ружьё и предупреждающее объявление. Текст: «Внимание! На участке установлены ловушки и пружинные ружья». Иллюстрация из Википедии http://en.wikipedia.org/wiki/Spring-gun . Фотография сделана в Pitt Rivers Museum в Оксфорде.

 

- Так ведь, сэр, хозяин не позволяет мне взять в помощники больше одного сторожа, а тот, что есть, смертельно боится воды, особенно по ночам. Ему уж лучше в лес. Папаша Коллинз (это старуха, сэр, живёт здесь на вересковой пустоши, и уж такая скверная), так вот, она ему однажды сказала, когда он отказался угостить её табачком, а ей хотелось, что падать в воду он будет два раза, а выберется один; и с тех пор бедняга уверен, что ему судьба утонуть. А ещё ведь ночью у реки можно увидеть и услышать всякое странное, не говоря уже про белый туман, из-за которого всякое мерещится, да и ревматизм от него бывает.

- Да, но вы же не боитесь приведений и ревматизма?

- Нет, не думаю, сэр. Только ведь мы разводим фазанов, и сейчас у нас четыре выводка птенцов в ивовой посадке*, да ещё полно молодых зайцев в рощах. Я уже с ног сбился за всем присматривать.

 

* ивовая посадка – речь идёт об искусственных посадках ивы на прутья, из которых делали корзины, плетёную мебель и т.п. В некоторых английских деревнях этот промысел представлял собой важную статью местной экономики.

 

- Ещё бы не сбиться, - сказал Том, надевая куртку и беря удочку на плечо, - я бы сам взялся вам помочь, только бросьте вы эти бритвы.

- А хорошо бы было, сэр, - сказал егерь сзади. - Если бы джентльмены иногда караулили по ночам, они бы знали, что работа егеря не одно сплошное удовольствие, если хочешь сберечь в угодьях хорошее поголовье дичи. Это не только пиф-паф из ружья и завтраки под стогами, уж могу вас уверить.

- А где, вы думаете, этот тип, о котором мы говорили, продаёт свою рыбу? – спросил Том после минутного раздумья.

- Я слышал, обычно на рынке в Рединге, сэр. Есть тут один кондуктор почтовой кареты, что проезжает через перекрёсток три раза в неделю, он и сам раньше был известный браконьер там, дальше, на западе, а потом получил это место и теперь вот дудит в своё рожок. Так вот говорят, что он покупает любую дичь от оленя до бекаса и ведёт дела с сельскими парнями по всей дороге.

- А по каким дням бывает рынок в Рединге?

- По вторникам и субботам, сэр.

- А в какое время проезжает почтовая карета?

- В шесть утра, сэр, через перекрёсток.

- А перекрёсток в трёх милях отсюда через поля?

- Где-то так, сэр. Я думаю, дотуда будет минут сорок быстрым шагом.

- Сегодня крупная рыба больше на мушку клевать не будет, - сказал Том после минутного молчания, когда они подходили к дому.

Ветер окончательно стих, на небе не было ни облачка.

- Не раньше наступления темноты, сэр, - и егерь исчез в направлении служб.

 

 

Предыдущая

Следующая

 

 

 

 

 

 

Сайт создан в системе uCoz