© Юлия Глек, перевод и примечания, 2010.

Томас Хьюз

Thomas Hughes

ТОМ БРАУН В ОКСФОРДЕ

TOM BROWN AT OXFORD

Продолжение романа "Школьные годы Тома Брауна"

Перевод и примечания Юлии Глек

оригинал на Project Gutenberg http://www.gutenberg.org/etext/26851

Глава 24

Экзамены «скулз»

Главная

Предисловие переводчика

Том Браун в Оксфорде

Введение

Глава 1

Колледж Св. Амвросия

Глава 2

На реке

Глава 3

Завтрак у Драйсдейла

Глава 4

Лодочный клуб колледжа Св. Амвросия, его руководство и бюджет

Глава 5

Служитель Харди

Глава 6

Как Драйсдейл и Блейк отправились на рыбалку

Глава 7

Взрыв

Глава 8

История Харди

Глава 9

Искушение Брауна

Глава 10

Летний триместр

Глава 11

Мускулистое христианство

Глава 12

Взгляды капитана

Глава 13

Первое столкновение

Глава 14

Замена в команде и что из этого вышло

Глава 15

Буря собирается и разражается

Глава 16

Буря бушует

Глава 17

На новом месте

Глава 18

Деревня Инглборн

Глава 19

Предвестие лучшей погоды

Глава 20

Примирение

Глава 21

Колледж Св. Амвросия принимает у себя капитана Харди

Глава 22

Отъезды ожидавшиеся и неожиданные

Глава 23

Инглборнский констебль

Глава 24

Экзамены "скулз"

Глава 25

День Поминовения

Глава 26

Прогулка на лугу Крайст Чёрч

Глава 27

Нотация, прочитанная львице

Глава 28

Окончание первого курса

Глава 29

Переписка на каникулах

Глава 30

Праздник в Бартон-Мэнор

Глава 31

За сценой

Глава 32

Кризис

Глава 33

Браун Patronus

Глава 34

Mηδέν ΰγαν

Глава 35

Второй курс

Глава 36

На берегу реки

Глава 37

В ночном карауле

Глава 38

Мэри в Мэйфере

Глава 39

Ночной караул и что из этого вышло

Глава 40

Погоня

Глава 41

Суждения и затруднения лейтенанта

Глава 42

Третий курс

Глава 43

Послеобеденные посетители

Глава 44

И снова письма

Глава 45

Магистерский триместр

Глава 46

Из Индии в Инглборн

Глава 47

Свадьба

Глава 48

Начало конца

Глава 49

Конец

Глава 50

Эпилог

Список примечаний

Оксфорд, план города, 1850 г.

* капюшоны – в отличие от студенческих мантий, мантии бакалавров, магистров и докторов имеют капюшон.

Бакалавр гуманитарных наук в мантии с капюшоном, отороченным мехом.

Гравюра Шарля Гриньона (Charles Grignion, 1717 - 1810) по рисунку Тэйлора ((Taylor). Около 1770 г.

Иллюстрация с сайта Sanders of Oxford http://www.sandersofoxford.com/list?subj1=Oxford&subj2=Academic%20Dress&type=Print

** белый галстук и белые полоски под воротником – белый галстук-бабочка и две белые полоски ткани (bands), которые повязываются под воротником на шнурке, составляют часть парадного академического одеяния студента.

Студент Кембриджа в парадном облачении: мантия, белый галстук-бабочка и белые полоски, повязанные под воротником. Современная фотография. Иллюстрация из Википедии http://en.wikipedia.org/wiki/Academic_dress_of_the_University_of_Cambridge

*** viva voce (лат.) – устный.

**** Минос, Радамант и К˚ - согласно древнегреческой мифологии, Минос, Радамант, Аякс и Триптолем вершили суд в загробном царстве мёртвых.

***** «чувствами, что глубже слёз» - в оригинале with thoughts too deep for tears – заключительная строка стихотворения У. Вордсворта (William Wordsworth, 1770 – 1850) Ode: Intimations Of Immortality From Recollections Of Early Childhood («Ода: обещания бессмертия из воспоминаний раннего детства»).

Двор «скулз» (ныне здание Бодлеанской библиотеки) Фотолитография Дж. Л. Джексона (J. L Jackson). Опубликовано в The Building News 18 декабря 1855.

Иллюстрация с сайта Sanders of Oxford http://www.sandersofoxford.com/describe?id=3077

Scholae Publicae Universitatis Oxon. - двор «скулз (ныне здание Бодлеанской библиотеки). Гравюра Дэвида Логгана (David Loggan), 1675 г.

Иллюстрация с сайта Sanders of Oxford http://www.sandersofoxford.com/describe?id=2296 

Экзамен, на котором должна решиться академическая судьба некоторых наших персонажей, близится к завершению; письменные работы кандидатов на получение степени с отличием продолжались всю последнюю неделю. Каждое утро трое наших знакомых из колледжа Св. Амвросия вместе с остальными собирались для беспокойных дневных трудов после такого завтрака, который были в состоянии съесть при данных обстоятельствах. Ведут они себя при этом совершенно по-разному. Как только Грею удаётся выйти с экзамена хотя бы на десять минут, он, нервничая, бежит к себе в комнаты сверять даты и всё остальное. Он изводит себя из-за каждой своей ошибки, которую ему удаётся обнаружить, и зубрит чуть ли не все ночи напролёт в надежде на то, что завтра ему повезёт больше. Блейк до конца остаётся верен своей наигранной беспечности, посмеивается над экзаменаторами и со смехом рассказывает о своих ответах в последней работе, сделанных наугад. Нужно сказать, что догадки его по большей части верны; когда они сравнивали ответы, то оказалось, что он попал почти что в яблочко в своих ответах на пару вопросов, которые Харди и Грей пропустили вообще. Если же ответы его в цель не попадают, он сопровождает их каким-нибудь шутливым замечанием, вроде того что «дурак за пять минут задаст больше вопросов, чем умный сможет дать ответов за неделю», или пожеланием, «чтобы  экзаменаторы играли по-честному и под конец поменялись бы на часок с кандидатами сторонами стола». Но и он тоже, хотя и тайком, каждую свободную минуту посвящает зубрёжке с репетитором. Харди дочитал всё, что было нужно, ровно за тридцать шесть часов до первого письменного экзамена и подготовился к борьбе, хорошо выспавшись две ночи подряд и проведя целый день на реке вместе с Томом. Он упорно трудился с самого начала, поэтому действительно как следует проработал все нужные книги. А теперь он чувствует, что честно и добросовестно сделал всё, что мог, и что, если он провалится, то это случится либо из-за невезения, либо из-за природной неспособности, а не по его собственной вине, и ему удаётся сохранять хладнокровие в большей степени, чем его товарищам по несчастью.

Неделя письменных работ прошла без происшествий; пришёл черёд экзамена viva voce для кандидатов на получение степени с отличием. Они сдают этот самый сложный из экзаменов в алфавитном порядке, по четверо в день, а после него всё будет кончено и останется лишь терпеливо ждать классового списка. В эти дни в огороженной части зала, предназначенной для публики, всегда много народу. Часто передние места бывают заняты частными репетиторами кандидатов, которые сидят, как тренеры из Ньюмаркета*, и наблюдают за выступлениями своих подопечных, отмечая, как выносит прессинг каждый из жеребцов и как себя ведёт, если приходится туго. Они так же внимательно следят и за экзаменаторами, стараясь определить, какую линию они изберут, и будет ли сделан упор на естественные науки, историю или гуманитарные, с тем чтобы соответственно ориентировать других своих учеников. Позади них, главным образом на самых задних скамьях, стоящих на приподнятых ступеньках, сидят и волнуются младшие братья и друзья, по несколько минут за один заход, то и дело входя и выходя в состоянии крайнего беспокойства, и эти проявления сочувствия заставляют объектов их заботы нервничать ещё больше.

* Ньюмаркет (Newmarket) – город в графстве Саффолк (Suffolk), крупнейший центр разведения чистокровных лошадей и место проведения скачек.

Экзамен viva voce. «Оксфордские наброски» из британской иллюстрированной газеты The Graphic, 1871. Иллюстрация с сайта  OxfordPrints.Com  http://oxfordprints.com/Inexpensive%20Prints.htm

Экзамен кандидатов на степень бакалавра гуманитарных наук. Раскрашенная гравюра Р. У. Басса (R.W. Buss). 1842 г.

Иллюстрация с сайта Sanders of Oxford http://www.sandersofoxford.com/describe?id=18062

Идёт вторая половина второго дня экзамена viva voce кандидатов на степени с отличием. Среди экзаменующихся Блейк. Его университетский наставник, Харди, Грей, Том и другие студенты колледжа Св. Амвросия в большей или меньшей степени присутствовали во время экзамена, и теперь Харди и Том ожидают снаружи выдачи тестамуров.

Группа ожидающих невелика. То, что кандидат на степень с отличием получит тестамур, считается настолько само собой разумеющимся, что не вызывает ажиотажа; как правило, для их получения остаются сами экзаменующиеся.

Взволнованные лица в этой группе только у Тома и Харди. За последние несколько минут они не обменялись ни словом, прохаживаясь взад-вперёд перед дверью. Вот вышли экзаменаторы и направились каждый в свой колледж, а ещё через минуту дверь снова распахнулась, и появился секретарь с бумагами в руках.

- Теперь увидишь, прав я или нет, - сказал Харди, когда они вместе с остальными собрались у дверей. – Говорю тебе, у него нет ни единого шанса.

Секретарь зачитывает имена на тестамурах, которые держит в руках, и раздаёт их владельцам.

- А на имя мистера Блейка из колледжа Св. Амвросия у вас нет? – с отчаянием спросил Том, когда секретарь закрывал дверь.

- Нет, сэр, ничего кроме тех, что я уже роздал, - ответил секретарь, качая головой.

Дверь за ним закрылась, они пошли прочь и первую минуту шли молча.

- Я говорил тебе, что так и будет, - сказал Харди, когда они вышли через южные ворота к Рэдклифу.

- Но мне кажется, он так здорово отвечал, когда я сидел на экзамене.

- Когда это случилось, тебя там не было. Я сначала подумал, что они выгонят его тут же.

- Так это было на богословии?

- Да. Его попросили рассказать одну из статей*, а он не знал и трёх слов. Тут-то я и понял, что всё кончено. И он, и экзаменатор оба вышли из себя, дело шло всё хуже и хуже, пока экзаменатор не сказал, что на какой-то вопрос из тех, что он задал, сам он смог бы ответить в десятилетнем возрасте, а Блейк сказал, что и он тоже. Потом ему дали ещё и письменное задание по богословию, но было уже ясно, что шансов у него нет.

* одну из статей – т.е. одну из 39 статей англиканского вероисповедания (The Thirty-Nine Articles of Religion) - вероучительного документа Церкви Англии, в котором содержится суммарное изложение англиканской веры.

- Бедняга! Как ты думаешь, что он теперь будет делать? Как он это воспримет?

- Не знаю. Но, боюсь, ему будет очень тяжело это перенести. Он ведь был самым способным на нашем курсе. Так жаль.

Они пришли в колледж Св. Амвросия, как раз когда начал звонить колокол на послеобеденную службу в часовне, и отправились туда. Блейк тоже был там, и одного взгляда ему оказалось достаточно, чтобы понять, что произошло. Собственно говоря, он весь день ничего другого и не ожидал после того, как срезался на статьях. Том не мог удержаться, чтобы не наблюдать за ним во время службы, и позднее, вечером, признался одному из друзей, что можно думать о Блейке всё что угодно, но несомненно одно – он умеет проигрывать.

Выйдя из часовни, он задержался во дворе у её дверей, болтая как ни в чём не бывало, а перед обедом в холле стоял на его ступеньках с хорошо разыгранным безразличием. Все думали о его провале; некоторые – с неподдельной жалостью и сочувствием; другие - как о любой сиюминутной сенсации, примерно так же, как если бы потерпел неудачу фаворит на Дерби; третьи – с плохо скрытым торжеством, потому что у Блейка среди студентов было немало врагов. Сам он прекрасно сознавал, о чём они думают, но сохранял свою лёгкую, весёлую манеру поведения, хотя это стоило ему огромных усилий. Единственное упоминание о том, что случилось, Том услышал от него, когда он приглашал его на винную вечеринку.

- Ты занят сегодня, Браун? – спросил он.

Том ответил отрицательно.

- Тогда приходи ко мне, - продолжал он, - другого такого шанса в нашем колледже у тебя не будет. У меня ещё есть несколько бутылок старого вина; остаётся лишь выпить их; переезда вместе с хозяином они не перенесут.

Потом он повернулся к другим студентам и пригласил их тоже, собственно, он приглашал всех, кого попало, в особенности представителей доминирующего фешенебельного кружка, среди которых в основном вращался. Эти молодые джентльмены (на которых мы бросили беглый взгляд в самом начале, но чьего общества с тех пор тщательно избегали, поскольку чем меньше говорить об их словах и делах, тем лучше) по-прежнему шли своим путём, становясь всё более ленивыми, безрассудными и наглыми. В последнее время они совершали настолько скандальные поступки, что по этому поводу даже созывались официальные собрания администрации колледжа; но, поскольку энергичных мер за этим не последовало, эти обсуждения только ухудшили положение и внушили студентам мысль, что они могут безнаказанно делать всё, что захотят. Той ночью наступила развязка, как будто бы поток беспорядков вышел, наконец, из берегов и затопил весь колледж.

В течение двух часов винная вечеринка в больших комнатах на первом этаже, которые занимал Блейк, шла среди буйного, необузданного веселья в соответствии с настроением хозяина. Блейк пошёл вразнос. Он пригласил каждого студента, с которым у него было хотя бы шапочное знакомство, как будто хотел засвидетельствовать постигшую его катастрофу сразу перед всем светом. Многие из пришедших чувствовали себя неловко, сами они предпочли бы сюда не приходить и считали этот провал настоящим несчастьем. Но, в конце концов, самому Блейку лучше знать, как он хочет, чтобы к этому относились, и если на него напала блажь устроить по этому случаю большую винную вечеринку, самое вежливое, что тут можно сделать, это на неё пойти. И они пошли, и удивлялись невозмутимости своего хозяина столько, сколько ему было угодно, при этом всё же сомневаясь в глубине души, а не притворство ли это. Конечно, это и было притворство, не стоившее затраченных на него усилий; никакое притворство их не стóит. Но мы должны быть снисходительными. Каждый переносит такие вещи по-своему, и мало кто после падения в жизненной борьбе может спокойно сесть и сказать: «Да, на этот раз меня побили. Да ещё и по моей же собственной вине. Так вот, дорогие друзья мои, посмотрите на меня хорошенько, я ведь знаю, что вам этого хочется, и скажите всё, что считаете нужным, потому что сейчас я встану и повторю попытку».

Блейк много пил сам и уговаривал пить гостей, хотя для большинства из них эта вежливость была излишней. Многие студенты покинули его комнаты изрядно навеселе. Примерно на час они рассеялись кто куда, одни – в бильярдную, другие – прогуляться по городу, а в десять снова встретились на вечеринках с ужином, которых тем вечером в колледже было несколько, в особенности же выделялась гигантская вечеринка у Чентера – «ужин с шампанским», как он с хвастливой скрупулёзностью указал на карточках с приглашениями.

Драйсдейлу и остальным не понравилось, что им тычут в нос шампанским, поэтому они стали пить его из стаканов, ругая на все лады, а посреди ужина громко потребовали пива. Чентер, чья расточительность в некоторых отношениях уступала только его же собственной скаредности во всех остальных, при этом требовании взбесился и заявил, что если они хотят пива, то пусть посылают за ним сами, он за него платить не собирается. Этот протест был встречен шумным выражением презрения, и вскоре прибыли галлоны эля в кувшинах и кружках, принадлежащих колледжу. Со столов убрали, затем последовали песни (по большей части более чем сомнительного содержания), сигары и различные коктейли, от крюшона из кларета до яичного флипа. Компания, постоянно пополнявшаяся по мере того, как студенты возвращались в колледж, с каждой минутой приходила во всё большее возбуждение. Скауты убрали и унесли остатки ужина, а потом ушли и сами; веселье же по-прежнему продолжалось, пока, наконец, около полуночи компания не созрела для любой безрассудной выходки, которую только могли предложить те, кто ещё не утратил способность соображать. Сигналом к тому, что пора расходиться, послужило падение хозяина со стула.

Некоторые из студентов встали с криком, что нужно уложить его в постель, что они и осуществили, хотя и с трудом, уронив его несколько раз по дороге, и оставили его отсыпаться после дебоша в одном ботинке. Другие тем временем принялись проказничать в его комнатах. Один, с потухшей сигарой во рту, залез на стул и стал нетвёрдой рукой переливать шампанское из бутылки в часы на каминной полке. Чентер был весьма привередлив в том, что касалось таких предметов меблировки, и его каминные часы были  единственными в своём роде. Они представляли собой большую бронзовую фигуру Атласа*, поддерживавшего собственно часы, сделанные в виде земного шара. К сожалению, мастер, не подозревавший об испытании, которому подвергнется его творение, остроумно сделал отверстие для завода часов сверху, и это обеспечило необычную возможность утопить носителя мира, который испускал уже своё последнее тиканье. Один-два студента оказывали моральную и физическую поддержку экспериментатору с часами, которому было нелегко, занимаясь этим делом, самостоятельно держаться на ногах. Ещё одна кучка молодых джентльменов осталась у столов и продолжала орать обрывки песен, то стоя на стульях, то падая с них. Ещё одна компания предавалась милому занятию – они наливали пиво с сахаром в три пары новых парадных сапог из блестящей кожи с цветными отворотами, которые обнаружили в гардеробной. Конечно же, заметили они вслух, Чентеру не нужно так много парадных сапог сразу, да и пиву не пропадать же; но всё же, пожалуй, комбинация этих материалов не была предусмотрена, и лучше бы их держали по отдельности. Ещё некоторые стали ломиться на кухню, возглавлял их студент, который только что вернулся в колледж и клятвенно уверял, что хочет ужинать; ещё кто-то отправился замуровывать входную дверь непопулярного наставника или ломиться в комнаты к какому-нибудь безобидному первокурснику. Оставшиеся собрались на траве во внутреннем дворе и стали играть в чехарду. Среди этих последних находился и наш герой, который побывал на винной вечеринке у Блейка и на одном из ужинов потише и, хотя и не напился так, как большинство его товарищей, всё же ему не хотелось бы встретиться сейчас с деканом. Он от души внёс свой вклад в усиление шума и суматохи, которые стали уже из ряда вон выходящими даже для колледжа Св. Амвросия. Когда игра в чехарду стала затихать, вдруг появился Драйсдейл. Он нёс столовое серебро, которым пользовались в преподавательской по торжественным случаям и которое по специальной просьбе выдавалось джентльмен-коммонерам для их вечеринок. К нему подбежали.

* Атлас (Атлант) – в древнегреческой мифологии титан, который за участие в борьбе титанов против олимпийских богов был приговорён держать на голове и руках небесный свод.

- А вот и Драйсдейл с награбленной добычей, - закричал один.

- Что ты собираешься с этим делать? – закричал другой.

Драйсдейл на мгновение замер с тем особенным глубокомысленным видом, который бывает у пьяных, когда они внезапно теряют нить происходящего, а потом вдруг заявил:

- Чёрт побери! Забыл. Ну ничего, давайте поиграем ими в метание колец.

Предложение было встречено аплодисментами, и игра началась, но Драйсдейл скоро ушёл. Похоже, в голове у него засела какая-то идея, которая не давала ему заняться ничем другим до тех пор, пока он её не осуществит. Поэтому, пока в переднем внутреннем дворе шла игра в метание колец столовым серебром, он направился в комнаты Чентера.

Однако к этому времени декан и казначей колледжа, а также наставники, жившие на его территории, начали осознавать, что происходит нечто необычное. Они давно уже привыкли к хоровому пению и сильному шуму, доносившимся из комнат студентов, и к крикам и возне во внутреннем дворе. Это были долготерпеливые люди, не склонные ни во что вмешиваться, но любому терпению приходит конец, и положение вещей достигло той точки, когда на шум и выходки студентов уже нельзя было реагировать, просто с ворчанием перевернувшись на другой бок.

Некоторое время спустя кто-то из буянов, резвившихся на траве, заметил фигуру, проскользнувшую ко входу на лестницу, где жил декан. Сразу же закричали, что враг проснулся, но большинство не обратило на это никакого внимания. Потом другая фигура прошла от лестницы декана к домику привратника. Те из студентов, кто ещё не утратил способности здраво рассуждать, поняли, что пора закругляться, и, предупредив остальных, разошлись по своим комнатам. По дороге к своей лестнице Том заметил фигуру, сидевшую в дальнем углу второго внутреннего двора, и подошёл к ней, движимый естественным любопытством. Он обнаружил сидевшего на земле Драйсдейла, рядом с ним лежало несколько серебряных пивных кружек, и он изо всех сил копал яму одним из больших ножей для резки мяса, принадлежавших колледжу.

- Эй, Драйсдейл! Что это ты тут делаешь? – крикнул он, положив руку ему на плечо.

- Забочусь о потомстве, - серьёзно ответил Драйсдейл, не поднимая головы.

- Что ты, чёрт возьми, имеешь в виду? Не будь ослом. Сейчас декан придёт. Вставай и пошли!

- Говорю тебе, старина, - несколько невнятно сказал Драйсдейл и снова вонзил нож в землю, - доны собираются заложить серебро колледжа. Поэтому я зарою здесь эти штуки для потомства…

- К чёрту потомство, - сказал Том, - быстро уходим, а то тебя поймают и исключат!

- Иди спать, Браун. Ты пьян, Браун, - ответил Драйсдейл, продолжая свою работу и вонзая нож для мяса в землю совсем рядом со своим бедром, так что Том даже содрогнулся.

- Вот они, - закричал он, хватая Драйсдейла за руку, в следующее мгновение, когда во двор через проход, крича и спотыкаясь, ворвалась ватага студентов и, разбившись на маленькие группки, устремилась к разным лестницам. Их преследовали декан, двое наставников и привратник с фонарём. Нельзя было терять времени; поэтому Том, сделав ещё одну попытку поднять и увести Драйсдейла, оставил это и, предоставив его собственной судьбе, побежал через двор к своей лестнице.

Следующие полчаса декан со своей командой патрулировал колледж, и в конце концов им удалось восстановить порядок, хотя не обошлось без некоторых недостойных и неприятных эпизодов. Свет на лестницах, который обычно горел всю ночь, при их приближении, конечно же, оказывался потушен. На первой же лестнице, которую они взяли штурмом, невидимый противник выбил фонарь из рук у привратника и потушил свет внизу. На первой площадке в темноте казначей колледжа наступил на маленького терьера, принадлежавшего одному из фешенебельных первокурсников, и собака, естественно, укусила его за ногу, а тем временем его хозяин вместе с другими enfants perdus*, воспользовавшись этой заминкой, скатились по тёмной лестнице вниз мимо стражей порядка и среди взрывов хохота рассыпались по двору. Пока привратник ходил за новым фонарём, декан со своей командой отважился на повторное восхождение.

* enfants perdus (фр.) – букв. «потерянные дети». В средние века и до середины семнадцатого столетия так называли солдат передового отряда, который шёл на штурм укреплений или получал любое другое опасное задание. Они как бы считались потерянными заранее. В переносном смысле – отчаянные люди.

Там их поджидала непредвиденная катастрофа. На верхней площадке жил один из самых серьёзных и положительных студентов в колледже, в дверь которого незадолго до этого постучали. Он недавно заснул, а тут его разбудили, и вот, решив отомстить, если его потревожат ещё раз, он встал за дверью с большой глиняной миской, до половины наполненной помоями; в этой миске уборщица мыла посуду после чая. Услышав крадущиеся шаги и шёпот на лестнице внизу, он вдруг распахнул свою дверь и выплеснул содержимое миски на приближающееся начальство с криком:

- Вот вам, чтоб не шастали!

Разгневанный декан и наставники бросились к нему и схватили своего изумлённого и невинного противника, но, получив объяснения и предложение чистых полотенец, поспешили дальше за настоящим врагом. Тут появился привратник с фонарём, и, продолжив свой обход, они задержали и разоружили Драйсдейла, отобрали у него столовое серебро колледжа, переписали других бунтовщиков, побывали в комнатах у Чентера, провели переговоры с наставником, входная дверь которого оказалась замурованной, и обнаружили, что на кухонном окне выломана решётка. После чего отправились досыпать, отложив своё негодование до утра, и тишина вновь воцарилась над почтенным старинным  колледжем.

На следующее утро в часовне многие из гуляк встретились вновь; собственно говоря, посещение часовни в тот раз было бóльшим, чем обычно, потому что все чувствовали, что надвигается нечто серьёзное. После такой ночки доны должны были или устроить показательное разбирательство, или сдаться окончательно. Отсутствовали только самые отчаянные представители фешенебельного кружка. Сен-Клу присутствовал, одетый даже тщательней, чем обычно, и с таким видом, как будто привык ложиться в десять часов и в жизни не слыхивал о молочном пунше. Том не попался, но в душе ему было очень стыдно из-за всей этой истории; стыдно за вечеринку, за студентов, но, прежде всего, за себя самого. Однако он изо всех сил старался запрятать этот стыд поглубже и казаться невозмутимым. Наверное, бóльшая часть студентов чувствовала то же самое. Даже в колледже св. Амвросия, как ни порочны и безрассудны стали царившие там нравы, подавляющая часть студентов приветствовала бы изменения в сторону порядка и приличия, их уже просто тошнило от вседозволенности.

Выходя из часовни, студенты собирались по углам внутреннего двора, за исключением представителей читающего кружка, которые сразу же спокойно разошлись по своим комнатам. Минуту или две ничего не происходило. Ни глава колледжа, ни декан, ни наставники, ни члены колледжа не выходили, как это бывало в обычные дни.

- Они там что-то замышляют, - сказал один.

- Надо полагать, Чентеру придётся несладко, - сказал другой.

- Вчера у него на ужине в кладовую посылали от твоего имени?

- Нет, я не настолько глуп, - сказал Сен-Клу, к которому был обращён этот вопрос.

- А Драйсдейла поймали, да?

- Я так слышал. Он чуть ли не до смерти напугал декана с привратником, когда пошёл на них, шатаясь, с ножом для мяса.

- Его точно выгонят.

- Не слишком-то он огорчится.

- Вот они идут! Ну и вид у них, мрачнее тучи.

Наконец начальство вышло из часовни и в полном составе не торопясь направилось через двор к дому главы колледжа напротив. В этот самый момент по закону подлости в передний внутренний двор вбежал Джек, волоча за собой лёгкую стальную цепочку, которой его обычно привязывали на ночь в комнате скаута Драйсдейла. Невинное животное стало подбегать то к одной, то к другой группе студентов, но отбегало, удивлённое тихим недовольным ворчанием, которым все они выражали своё нежелание поддерживать с ним знакомство.

- Привратник, чья это собака? – спросил декан, заметив его.

- Мистера Драйсдейла, сэр, я полагаю, сэр, - ответил привратник.

- Вероятно, именно это животное и укусило меня прошлой ночью, - сказал казначей. Он плохо разбирался в собаках; если бы ему в ногу вцепился Джек, то, скорее всего, он лежал бы сейчас в постели.

- Уберите собаку из колледжа, - сказал декан.

- Простите, сэр, это очень свирепая собака, сэр, - сказал привратник, чьё уважение к Джеку было безграничным.

- Уберите его немедленно, - повторил декан.

Несчастный привратник подошёл к Джеку, вооружившись метлой, и после некоторых уговоров ему удалось поймать его за конец цепочки и повести к воротам, держа в целях самозащиты другой рукой метлу у самого его носа. Сначала Джек тянул цепочку, пытаясь вырваться, а потом, натянув её до предела, начал описывать около привратника круг, явно намереваясь напасть на него. Несмотря на всю серьёзность положения, курьёзный испуг привратника заставил студентов расхохотаться.

- Пошли, а то Джек сейчас покажет бедняге Копасу, - сказал Джервис, и они вдвоём с Томом подошли к перепуганному коротышке, взяли у него цепочку и вывели Джека, который хорошо знал их обоих, с территории колледжа.

- Ты был на том ужине? – спросил Джервис, когда они сдали Джека на руки конюху, слонявшемуся за воротами, чтобы тот отвёл его на конюшню, которую арендовал Драйсдейл.

- Нет, - сказал Том.

- Рад это слышать. После вчерашнего многие отсюда вылетят.

- Но я был во дворе, когда они вышли.

- Но тебя не поймали? – спросил Джервис.

- К счастью, нет, я сразу побежал к себе.

- А поймали кого-нибудь из нашей команды?

- Я ничего такого не слышал.

- Ну, мы наслушаемся об этом достаточно ещё до лекций.

Джервис был прав. Сразу же после завтрака в преподавательской состоялось собрание. Драйсдейл, предчувствуя свою судьбу, сам вычеркнул своё имя из списков ещё до того, как за ним послали. Чентера и ещё троих или четверых исключили на год, а Блейку велели немедленно покинуть колледж. Он был стипендиатом, и его участь должна была решиться на собрании в конце триместра.

Целые сутки считалось, что Сен-Клу удалось выйти сухим из воды; но по истечении этого срока его вызвали на собрание в преподавательской. Наставник, дверь которого замуровали настолько основательно, что на следующее утро ему пришлось вылезать через окно по приставной лестнице, чтобы попасть на службу в часовне, оказался не в состоянии по достоинству оценить эту шутку и занялся установлением личности злоумышленников. Дверь была замурована с помощью длинных буравчиков, которым скусили головки, после того как завинтили их прочно и до конца. Наставник забрал стержни этих буравчиков у плотника, который пришёл, чтобы открыть ему дверь, и в результате внимательного осмотра обнаружил, что на них есть торговая марка. Тогда, положив их в карман, он отправился в город и вскоре вернулся с необходимой информацией, результатом чего стало исключение Сен-Клу, на которое колледж отреагировал с величайшим спокойствием.

Вскоре после этого Том снова посетил двор «скулз». Теперь он ожидал списка классовых отличий. На сей раз вокруг было множество взволнованных лиц, двор был переполнен ими. Сам он нервничал так же сильно, как в ожидании третьего выстрела из пушки. Он протиснулся вперёд и одним из первых увидел вывешенный документ. Одного взгляда оказалось достаточно, и через секунду он уже со всех ног мчался в колледж Св. Амвросия, где стремительно ворвался в комнаты Харди, схватил его за руку и изо всех сил её пожал.

Двор «скулз» (Old Schools Quadrangle). В центре Башня пяти ордеров – ныне это главный вход в Бодлеанскую библиотеку. Башня называется так потому, что украшена колоннами пяти ордеров классической архитектуры: дорического, тосканского, ионического, коринфского и композитного. Современная фотография. Иллюстрация из Википедии, http://en.wikipedia.org/wiki/Bodleian_Library

- Всё в порядке, старина, - закричал он, как только смог отдышаться, - всё в порядке. Четыре отличия первого класса, и ты в том числе; молодчина!

- А Грей, как он?

- Надо же, забыл посмотреть, - сказал Том. – Я прочитал только первый класс и со всех ног бросился сюда.

- Значит, у него не первый.

- Нет, в этом я уверен.

- Я должен пойти к нему; он заслуживал этого больше, чем я.

- Нет, старина, клянусь Юпитером, - сказал Том, снова пожимая ему руку, - он этого больше не заслуживал, да и вообще никто на свете.

- Спасибо, Браун, - сказал Харди, возвращая ему его крепкое рукопожатие. – Мне приятно это слышать. Сейчас схожу к бедняге Грею, а перед холлом напишу моему дорогому старику. Представляю, как он откроет это письмо послезавтра за завтраком! Надеюсь, это ему не повредит.

- Не бойся. Я как-то не верю в то, что человек может умереть от радости, а сам он ради этого будет согласен на всё, кроме внезапной смерти.

Харди поспешил прочь, а Том вернулся к себе в комнаты и выкурил сигару, чтобы дать улечься волнению, и думал о своём друге и обо всём, что они успели вместе пережить за короткие месяцы этой дружбы, о том, сколько вместе смеялись и сколько горевали. Проведя полчаса в этих приятных, мечтательных раздумьях, он очнулся от звука колокола к обеду, оделся и направился в холл.

Когда Харди прошёл мимо стола служителей и занял место за столом бакалавров, наконец-то как равный среди равных, его обуревали очень смешанные чувства. Ни один стóящий человек не покинет без сожаления место, где прошёл через испытание суровой дисциплиной, где подвергался искушению до самых глубин своего сердца, как тяжело бы ему там ни приходилось. Нелегко навсегда отложить в сторону часть собственной жизни, даже если делаешь это с почётом и благодарностью.

Зато Том без всяких смешанных чувств, а наоборот, с ощущением полного триумфа и радости наблюдал, как его друг занял своё новое место, а доны один за другим подошли и поздравили его, как человека, который принёс славу и им, и всему колледжу.

Предыдущая

Следующая