© Юлия Глек, перевод и примечания, 2010.

Томас Хьюз

Thomas Hughes

ТОМ БРАУН В ОКСФОРДЕ

TOM BROWN AT OXFORD

Продолжение романа "Школьные годы Тома Брауна"

Перевод и примечания Юлии Глек

оригинал на Project Gutenberg http://www.gutenberg.org/etext/26851

Глава 46

Из Индии в Инглборн

Главная

Предисловие переводчика

Том Браун в Оксфорде

Введение

Глава 1

Колледж Св. Амвросия

Глава 2

На реке

Глава 3

Завтрак у Драйсдейла

Глава 4

Лодочный клуб колледжа Св. Амвросия, его руководство и бюджет

Глава 5

Служитель Харди

Глава 6

Как Драйсдейл и Блейк отправились на рыбалку

Глава 7

Взрыв

Глава 8

История Харди

Глава 9

Искушение Брауна

Глава 10

Летний триместр

Глава 11

Мускулистое христианство

Глава 12

Взгляды капитана

Глава 13

Первое столкновение

Глава 14

Замена в команде и что из этого вышло

Глава 15

Буря собирается и разражается

Глава 16

Буря бушует

Глава 17

На новом месте

Глава 18

Деревня Инглборн

Глава 19

Предвестие лучшей погоды

Глава 20

Примирение

Глава 21

Колледж Св. Амвросия принимает у себя капитана Харди

Глава 22

Отъезды ожидавшиеся и неожиданные

Глава 23

Инглборнский констебль

Глава 24

Экзамены "скулз"

Глава 25

День Поминовения

Глава 26

Прогулка на лугу Крайст Чёрч

Глава 27

Нотация, прочитанная львице

Глава 28

Окончание первого курса

Глава 29

Переписка на каникулах

Глава 30

Праздник в Бартон-Мэнор

Глава 31

За сценой

Глава 32

Кризис

Глава 33

Браун Patronus

Глава 34

Mηδέν ΰγαν

Глава 35

Второй курс

Глава 36

На берегу реки

Глава 37

В ночном карауле

Глава 38

Мэри в Мэйфере

Глава 39

Ночной караул и что из этого вышло

Глава 40

Погоня

Глава 41

Суждения и затруднения лейтенанта

Глава 42

Третий курс

Глава 43

Послеобеденные посетители

Глава 44

И снова письма

Глава 45

Магистерский триместр

Глава 46

Из Индии в Инглборн

Глава 47

Свадьба

Глава 48

Начало конца

Глава 49

Конец

Глава 50

Эпилог

Список примечаний

Оксфорд, план города, 1850 г.

* шиллинг от Королевы – в XVIII – XIX столетиях британские солдаты и матросы получали шиллинг в день от казны, т.е. от правящего короля или королевы. Принять шиллинг от сержанта-вербовщика значило завербоваться в армию или во флот. Чтобы сунуть этот шиллинг незадачливому парню, вербовщики шли на всевозможные уловки – старались напоить допьяна, а то и бросали шиллинг в кружку с выпивкой. Человек считался завербованным, как только обнаруживал на дне шиллинг.

Положение начало меняться с тех пор, как мисс Винтер стала достаточно взрослой, чтобы приглядывать за деревенскими школами. Лёд тронулся, и к настоящему времени приход, безусловно, может похвастаться и регулярно заезжающим туда книготорговцем, и читальней; но в то время Инглборн был похож на один из тех маленьких прудиков, которые подаются порой где-нибудь на склоне холма, с такими заросшими берегами, что до них не добраться ни человеку, ни зверю, а разве что ветрам небесным. Найдя такой прудик, вы можете произвести большой переполох среди населяющих его беззаботных тритонов и лягушек, бросив туда камешек. Произведённый им плеск сам по себе очень мал, а расходящиеся от него кругами волны просто крошечные, но они распространяются по всей поверхности пруда и представляют для лягушек больший интерес, чем норд-вест в Атлантике.

Поэтому приближающееся возвращение Гарри Уинбурна и рассказы о его деяниях на войне и о чудесных вещах, которые он присылал домой, всколыхнули Инглборн до самой глубины. В этом тихом уголке сержант был куда более важной персоной, чем генерал-губернатор и главнокомандующий. Собственно говоря, общее мнение склонялось к тому, что это он каким-то образом стоял во главе всего предприятия, и поэтому Индией, войной и всем, с этим связанным, интересовались лишь настолько, насколько это имело к нему отношение. Эти добрые люди настолько легкомысленно относились ко всему, кроме своего собственного героя, а небылицы, которые вскоре стали о нём рассказывать, были настолько поразительными, что мисс Винтер, устав снова и снова объяснять одно и то же деревенским старушкам без малейшего влияния на приходское общественное мнение, задумала провести в приходской школе лекцию об Индии и войне.

Загоревшись этой идеей, она написала Тому, который был её источником информации по индийским делам, и обратилась к нему с этим предложением. Трудность заключалась в том, что единственным человеком, способным прочитать такую лекцию, был помощник приходского священника мистер Уокер, но он как раз собирался уехать в отпуск на три недели, договорившись с двумя помощниками священников из соседних приходов, чтобы они провели за него воскресные службы. Что же делать? Гарри должен был вот-вот вернуться, поэтому времени терять было нельзя. Не может ли Том приехать сюда сам и помочь ей?

Том не мог, но написал в ответ, что его друг Харди как раз сейчас уезжает из Оксфорда на длинные каникулы и по пути домой с удовольствием возьмёт на себя исполнение обязанностей мистера Уокера на эти три недели, если доктор Винтер не возражает; таким образом, Инглборн и в будние дни не останется без священника, а у неё будет человек, который как никто другой сможет помочь ей использовать историю сержанта для просвещения буколических умов. Это будет тем более кстати, что Харди уже пообещал совершить обряд бракосочетания, который, как она и Том уже договорились, состоится как можно раньше после возвращения индийских героев.

Доктор  Винтер с радостью принял это предложение; поэтому после того, как они с Томом расстались в Оксфорде, Харди отправился в Инглборн, где мы его пока и оставим. Том поехал домой, а откуда через несколько дней поспешил в Саутгемптон, чтобы встретить обоих Гарри. Сначала он был потрясён тем, в каком состоянии был его старый школьный товарищ. Ист выглядел бледным и измождённым, и это несмотря на морское путешествие. Одежда висела на нём так, как будто была сшита на человека в два раза больших размеров, и он с трудом ходил, опираясь на большую палку. Но его неукротимый темперамент остался при нём, и он рассмеялся, глядя на вытянувшееся лицо Тома, и заявил, что с каждым днём чувствует себя всё лучше и лучше.

- Если бы ты видел меня в Калькутте, - сказал он, - ты бы запел по-другому. А, Уинбурн?

Гарри Уинбурн сильно изменился и приобрёл тот невозмутимый и уверенный вид, который всегда отличает хорошего унтер-офицера. Готовность повиноваться и приказывать отпечаталась в каждой чёрточке его лица; но ему потребовалось всё его самообладание, чтобы удержать в рамках свой восторг по поводу возвращения домой. Рана его зажила, здоровье за время путешествия восстановилось, и, когда Том увидел, насколько изменились к лучшему его манеры и осанка и как ладно сидит на нём мундир, то сразу почувствовал, что в Инглборне всё скоро наладится, а их с Кэти предсказания и приготовления будут полностью оправданы. Раненым сначала нужно было явиться в Лондон, и все трое туда и отправились. Как только это было сделано, Гарри Уинбурна немедленно отослали в Инглборн. Сначала он отказывался, прося, чтобы ему позволили остаться с капитаном, пока тот тоже не сможет поехать в Беркшир. Но к этому времени он уже слишком привык к дисциплине, чтобы не повиноваться прямому приказу, к тому уже его утешили уверения Тома, что он не оставит Иста и будет делать для него всё то, что раньше делал сержант.

Три дня спустя, когда Ист и Том сидели за завтраком, была получена короткая записка от мисс Винтер, в которой говорилось о прибытии Гарри – как его встретили колокольным звоном, как мистер Харди прочитал на следующий день замечательную проповедь с использованием его истории в качестве примера; и, самое главное, как Пэтти согласилась принять его предложение, и их имена в первый раз огласили в церкви*. Так что чем скорее они приедут, тем лучше, потому что очень важно не терять времени, чтобы не дать старым распрям и разногласиям снова вырваться наружу. Прочитав это письмо и поразмыслив, Ист решил отправиться в Инглборн немедленно, а Том – сопровождать его.

* в первый раз огласили в церкви – по правилам перед заключением брака имена жениха и невесты должны были оглашать во время воскресной службы в приходской церкви три воскресенья подряд. Если жених и невеста жили в разных приходах, оглашение (the banns) должно было происходить в обеих церквях. При этом присутствующим предлагалось назвать препятствия к заключению данного брака, если таковые существовали и были им известны. К препятствиям относился уже заключённый ранее брак, данный ранее обет безбрачия, недопустимая степень родства, отсутствие согласия на брак жениха или невесты. В Англии начиная с 1753 г. брак без оглашений считался недействительным, исключением являлась покупка брачной лицензии (marriage licence). Такую лицензию имели право выдавать за определённую плату епископы и архиепископы. При наличии лицензии ждать оглашений было не нужно. 

Существовал один человек, для которого возвращение Гарри и его предстоящая свадьба служили источником ничем не замутнённой радости и торжества, и это был констебль Дэвид. Он всегда был искренним другом Гарри, стоял за него горой, когда на него ополчились все уважаемые люди в приходе, и предсказывал, что деревня ещё будет им гордиться. И теперь, когда Дэвид смотрел, как Гарри в мундире шагает по улице вместе со своей милой – предмет восхищения всей деревни, он чувствовал себя так, как будто вырос на дюйм. Но к бескорыстной радости за своего молодого друга, которую испытывал Дэвид, добавлялось ещё одно маленькое удовольствие личного порядка. С тех самых пор, как Гарри начал ухаживать за Пэтти, Дэвид очутился в ложном положении по отношению к старому Саймону, садовнику ректора, и страдал из-за этого. Он всегда помнил о необходимости поддерживать хорошее настроение старика ради Гарри, и, чтобы иметь возможность время от времени замолвить доброе слово за своего любимца, позволял старому Саймону смотреть на себя свысока, навязывать своё мнение и читать морали даже по вопросам, касающимся цветов и пчёл. Это было тем более унизительно для Дэвида ещё и из-за нетерпимого торизма Саймона, против которого восставала вся душа констебля, за исключением разве что вопроса о церковной музыке. В этом их мнения совпадали, но и тут Саймон умел быть неприятным. Он считал Дэвида виноватым во всех произошедших переменах и обвинял его в том, что он уступил там, где уступать не следовало. Только стена отделяла сад ректора от небольшой полоски земли Дэвида, где он проводил всё своё свободное время, пока с наступлением сумерек не отправлялся в бар «Красного Льва», чтобы выпить свою ежедневную пинту пива и выкурить трубку. Так что эти двое постоянно находились в пределах слышимости друг от друга, и Саймон в былые времена редко пренебрегал возможностью испортить настроение своему многострадальному соседу.

Но теперь Дэвид снова стал свободным человеком и решил при первой же возможности дать это понять Саймону и, как он это называл, расквитаться с ним. При взгляде на старого садовника можно было подумать, что он толстокож как носорог. Но, похоже, он каким-то образом почувствовал, что соотношение сил изменилось, и уже не стремился побеседовать с Дэвидом так сильно, как раньше. Теперь у него находилось очень мало дел в той части сада, которая примыкала к владениям констебля. А уж если приходилось там работать, то он выбирал такое время, когда Дэвид, скорее всего, будет занят, или даже брал на себя труд сначала убедиться, что его нет дома.

Рано утром в День середины лета старый Саймон прислонил приставную лестницу к стене на границе между участками, чтобы «полечить» фруктовые деревья, понадеявшись на приходское собрание, на котором требовалось присутствие констебля. Но он успел довести свои манипуляции только до половины, когда Дэвид вернулся и, заметив над стеной верхушку лестницы и голову Саймона, отложил все свои дела и спустился в сад.

Саймон продолжал свою работу, в ответ на приветствие соседа он только дёрнул головой и что-то буркнул.

Дэвид снял сюртук, вытащил нож для обрезки деревьев и, расположившись неподалёку от своего недавнего притеснителя, тут же открыл огонь:

- Так ты, значит, дал своё согласие?

- Дал, не дал, какая разница. Она уже взрослая, может поступать как ей вздумается.

- Но ты всё-таки его дал?

- Ну, дал, если тебе так надо знать, - сказал Саймон несколько сварливо, - и что теперь?

- Значит, верно мне сказали, - заметил Дэвид с внятным смешком.

- Чего смеёшься?

- Да вот подумал, как люди меняются. Помнишь, что ты говорил про Гарри? Не то чтобы я сильно ценил твоё мнение, разве что насчёт картошки. Но ты ведь сколько раз говорил, что он кончит виселицей.

- Может, ещё и кончит, - ответил Саймон. – Я-то ему плохого не желаю и зла не держу, но ведь есть и другие, те, что заявляли на него.

- Если кому тут и держать зло, так это ему. Очень ему нужно твоё прощение.

- Может, и не нужно. А только заявляли на него или нет?

- Что ты имеешь в виду – заявляли?

- А ордер на арест, который на него выписали вместе со всеми остальными, ну, которых выслали в колонии после того дела у фермера Тестера.

- Ну, их ему теперь бояться нечего. Я слыхал, как об этом трактовали на судебной  сессии, когда был там лет двадцать тому назад.

- Может, и трактовали. Да только, если они захотят его засудить, что им помешает? Вот что мне хотелось бы знать.

- А то, что называется законом об исковой давности, - гордо сказал констебль.

- Это из Библии, что ли?

- При чём тут Библия? Хотя и в Библии тоже что-то такое есть, - сказал констебль и на мгновение прекратил свою работу, чтобы подумать. - Помнишь, там был такой год, когда всю землю нужно было отдать тем, кому она раньше принадлежала, а долги простить*?

* «В седьмой год делай прощение». (Ветхий Завет, Второзаконие, 15:1, Синодальный перевод).

- Да, что-то такое припоминаю.

- Так вот, в этом законе об исковой давности говорится, что если кто-то был на войне и вообще родине служил, то после этого все обвинения с него снимаются, кроме только убийства. Вот убийство ничто не снимет.

- Оно и правильно. Да, видать, ты закон этот знаешь. А меня вот мисс зовёт.

Тут голова старого Саймона исчезла из виду, он спустился с лестницы и отправился на зов своей молодой хозяйки не без удовольствия от того, что его страхи относительно безопасности будущего зятя развеял такой выдающийся авторитет по юридическим вопросам, как констебль. К счастью для Гарри, ему не пришлось проверять на себе истинность этого закона констебля. Молодой Вурли тогда находился в Лондоне. Старый Тестер был прикован к постели целым букетом болезней, вызванных его скверным образом жизни. Из-за болезни он стал ещё более жестоким и деспотичным, чем обычно, но не мог принести большого вреда за пределами своей комнаты. Его никто не навещал, а несчастная работница, которая за ним ухаживала, была слишком запугана, чтобы рассказывать ему о том, что делается в приходе. Больше возобновлять судебное преследование Гарри было некому.

Дэвид возился со своими пчёлами и цветами до тех пор, пока не вернулся старый Саймон и не забрался опять на свою лестницу.

- Так ты ещё тут? – спросил он, как только увидел Дэвида.

- Да. А что, есть новости?

- Новостей сколько угодно. Этот капитан, у которого Гарри служил, и молодой мистер Браун приезжают завтра и уже сняли для себя весь «Красный Лев». А ждать, пока пройдут оглашения, они не желают, так что решили покупать лицензию на субботу. Разве ж это прилично, я вас спрашиваю?

- Лучше покончить с этим поскорее, - сказал констебль.

- Потом им ещё понадобилось, чтоб вся церковь была убрана цветами, а откуда ж им ещё взяться, как не с моих клумб? И как только люди в наше время с цветами обращаются, это ж просто позор какой-то, разбрасываются ими направо и налево, как будто сами их выращивали.

- Позор самый настоящий, - сказал Дэвид, который был полностью солидарен с Саймоном в вопросе о цветах. – Я слыхал, что у молодого сквайра Вурли их подают на стол заместо еды.

- Да что ты! А я вот говорю, что это самый настоящий папизм, а мисс только смеётся.

Констебль с серьёзным видом покачал головой и ответил:

- Это всё мистер Уокер сбивает её с толку. Как только он здесь появился со своим оргáном и со своим пением,  так и началось.

- Да и на кафедре он не очень-то хорош, а очень даже так себе, этот мистер Уокер, - поддакнул Саймон (такой гармонии между ними не было уже много лет). – По сравнению с этим новым, что сейчас за него, о нём и говорить-то не стоит. Уж тот прямо до печёнок пробирает.

- Что есть, то есть. Каких только чудных вещей он нам ни нарассказывал вчера вечером, и про индийцев, и про войны.

- Да, слова у него так и льются, всё равно как помои в свиное корыто.

- Жаль, ты не слыхал, как он про битвы рассказывал. Как её… не вспомню названия…

- Да на что они мне, названия эти, - перебил его Саймон. – Хоть они и поднимают из-за этого столько шума, мне-то что. Пусть говорят что хотят, а всё равно эта война с чернокожими совсем не то, что были войны в прежние времена, вот хотя бы та, когда мы дрались с французами.

- Да, не то. Но рассказывал он отменно. А ты заметил, что у них с молодой хозяйкой…

- И ничего там особенного нету. У меня и так работы хватает, куда мне ещё за женщинами смотреть. Не моё это дело, да и не твоё тоже.

Дэвид как раз готовил достойную отповедь в ответ на этот упрёк за любопытство от старого слуги семейства Винтеров, но тут как раз жена позвала его в дом, потому что пришёл клиент, а когда он снова освободился, Саймона уже не было.

На следующий день приехали Ист и Том и заняли «Красный Лев», и вскоре весь Инглборн был в лихорадке приготовлений к свадьбе. Ист был человеком, который ничего не делает наполовину, и, с помощью и поддержкой мисс Винтер, Харди и Тома, он организовал множество праздничный затей. У школьников в этот день должен был быть полный выходной и, выполнив свои обязанности по разбрасыванию цветов в церкви и участию в свадебной процессии, они должны были угощаться в палатке, поставленной на выгоне дома ректора, а после обеда у них должны были быть игры с призами и чаепитие с пирогом. Звонари, старые товарищи Гарри, должны были получить по пять шиллингов на брата, а потом для них должен был состояться крикетный матч, а после него обед во втором деревенском трактире, на котором должны были присутствовать и остальные старые друзья Гарри, все, кого он захочет пригласить. Для стариков и старушек стол должны были накрыть в деревенской школе, а Том и Гарри должны были принимать избранное общество фермеров и лавочников в «Красном Льве», в то время как в баре этого заведения должны были наливать всем желающим за счёт капитана. Некоторые из этих всеобъемлющих приготовлений встретили значительные возражения со стороны мисс Винтер. Но, посоветовавшись с Харди, она уступила с условием, что отпуск пива в обоих трактирах будет происходить под присмотром констебля Дэвида, который, со своей стороны, пообещал, что закон и порядок на празднике будет поддерживаться и охраняться.

- Понимаете, мисс, в конце концов, это ведь только один раз, - сказал он. – И так они лучше запомнят то, что им рассказывали про индийцев и про всё остальное.

Так что капитан и его сообщники, заполучив себе в союзники констебля,  взяли верх, и Инглборн, дивясь самому себе, приготовился ко всеобщему празднеству.

Предыдущая

Следующая