© Юлия Глек, перевод и примечания, 2010.

Томас Хьюз

Thomas Hughes

ТОМ БРАУН В ОКСФОРДЕ

TOM BROWN AT OXFORD

Продолжение романа "Школьные годы Тома Брауна"

Перевод и примечания Юлии Глек

оригинал на Project Gutenberg http://www.gutenberg.org/etext/26851

Глава 4

Лодочный клуб колледжа Св. Амвросия: его руководство и бюджет

Главная

Не так давно мы оставили нашего героя, поглощённого своим обедом и преисполненного решимости завязать тесную дружбу с Харди. Ему даже в голову не пришло, что с этим могут возникнуть хотя бы малейшие затруднения. Он чувствовал, что после приключения, которое они пережили вместе в этот день, начальный период знакомства преодолён одним прыжком, и уже смотрел на Харди как на старого друга, с которым можно говорить обо всём, что лежит на душе, так же свободно, как он делал это раньше со своим старым наставником в школе или с Артуром. Более того, в голове у него накопилось уже несколько вопросов, которые ему очень хотелось бы обсудить, так что он был тем более рад, что случай свёл его с человеком значительно старше его по положению в колледже и на которого, как он инстинктивно чувствовал, он мог бы равняться.

Соответственно, когда прочитали благодарственную молитву, и Том увидел, что Харди ещё не кончил обедать и снова сел на своё место, когда члены колледжа покинули холл, то вышел, намереваясь подождать свою жертву снаружи и вцепиться в неё тут же на месте. Поэтому он остановился на ступеньках у дверей холла и, чтобы убить время, вступил в разговор с парой студентов, которые тоже там околачивались, и с которыми он был немного знаком. Пока они болтали, Харди вышел из холла, и Том повернулся и шагнул к нему, собираясь заговорить. И тут, к его крайнему замешательству, тот быстро прошёл мимо, глядя прямо перед собой и ни словом, ни жестом не показывая, что ему известно о существовании нашего героя или что он видел его хотя бы раз в жизни.

Том до того растерялся, что даже не попытался за ним последовать. Он только бросил взгляд на своих собеседников, чтобы узнать, заметили ли они это, и с радостью убедился, что нет (поскольку были глубоко погружены в обсуждение достоинств новой охотничьей лошади, на которой приехал один из них). Поэтому он отправился прочь в одиночестве, размышляя о том, что бы всё это могло значить. Но чем больше он думал, тем меньше понимал. Харди наверняка меня видел, думал он; но если видел, то почему же не узнал? Шляпа и мантия не могли меня до такой степени изменить. А если он меня узнал, то простая вежливость должна была заставить его спросить меня, как я себя чувствую после такого купания.

Пару раз ему приходила в голову мысль, что Харди намеренно его проигнорировал, но он её отверг. Так и не придя ни к какому заключению, он вдруг вспомнил, что приглашён на винную вечеринку. Поэтому, отбросив на время свои размышления, но по-прежнему с твёрдым намерением разрешить эту загадку как можно скорее, он отправился в комнаты пригласившего.

Комнаты эти находились во втором внутреннем дворе. Они были порядочного размера, обставлены просто, но хорошо, насколько мог судить Том. Однако сейчас, когда всё было приготовлено для винной вечеринки, они на время потеряли свой индивидуальный характер. Думаю, каждый из нас любит изучать комнаты, кабинеты, короче говоря, берлоги всех видов и сортов, в которых обитают наши друзья и знакомые. По крайней мере, самому мне любопытно посмотреть, на каком стуле человек сидит, и где этот стул стоит, и какие книги находятся на ближайшей к нему полке, и какие дорогие для него предметы он постоянно держит перед собой в том уголке земли, где чувствует себя дома как нигде в мире; где он снимает с себя сюртук, воротничок и ботинки и облачается в старую удобную охотничью куртку и самые широкие шлёпанцы. Думаю, для большинства мужчин роскошные дома и комнаты не имеют ни малейшей привлекательности, и владельцы роскошных гостиных, должно быть, скучают в них больше всего. А вот берлога человека, который вам нравится, обладает сильной и странной притягательностью.

Предисловие переводчика

Том Браун в Оксфорде

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Лодочный клуб колледжа Св. Амвросия, его руководство и бюджет

Глава 5

Служитель Харди

Глава 6

Как Драйсдейл и Блейк отправились на рыбалку

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Мускулистое христианство

Глава 12

Взгляды капитана

Глава 13

Первое столкновение

Глава 14

Замена в команде и что из этого вышло

Глава 15

Буря собирается и разражается

Глава 16

Буря бушует

Глава 17

На новом месте

Глава 18

Деревня Инглборн

Глава 19

Предвестие лучшей погоды

Глава 20

Примирение

Глава 21

Колледж Св. Амвросия принимает у себя капитана Харди

Глава 22

Отъезды ожидавшиеся и неожиданные

Глава 23

Инглборнский констебль

Глава 24

Экзамены "скулз"

Глава 25

День Поминовения

Глава 26

Прогулка на лугу Крайст Чёрч

Глава 27

Нотация, прочитанная львице

Глава 28

Окончание первого курса

Глава 29

Переписка на каникулах

Глава 30

Праздник в Бартон-Мэнор

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Mηδέν ΰγαν

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Ночной караул и что из этого вышло

Глава 40

Погоня

Глава 41

Суждения и затруднения лейтенанта

Глава 42

Третий курс

Глава 43

Послеобеденные посетители

Глава 44

И снова письма

Глава 45

Магистерский триместр

Глава 46

Глава 47

Глава 48

Глава 49

Глава 50

Оксфорд, план города, 1850 г.

Однако, как я уже говорил, комнаты студента Оксфорда, убранные для винной вечеринки, ничего не могут рассказать о своём владельце. Все характерные черты отодвинуты на задний план, и ничего вы там не увидите, кроме длинного стола красного дерева, уставленного бутылками, стаканами и десертом. В настоящем случае приготовления к празднеству были сделаны вполне подобающие: добрый портвейн и херес, печенье и пара блюд с орехами и сушёными фруктами. Хозяин, сидевший во главе стола, был одним из столпов лодочного клуба колледжа. Он был его казначеем, а также чем-то вроде лодочной няньки, которая подыскивала и тренировала молодых гребцов, и в этом качестве начальствовал над четвёркой, в которой Том в компании других первокурсников изучал основы. Это был плотный, дородный человек, от природы неуклюжий в движениях, но одарённый таким упрямым несгибаемым энтузиазмом, что в результате постоянных и упорных тренировок стал очень толковым гребцом, пригодным для любого места в середине лодки. За те два года, что он пробыл в Оксфорде, он ежедневно, кроме воскресений, грёб до Сэнфорда, а если кто-нибудь соглашался составить ему компанию, то и намного дальше. Это был самый добродушный человек в мире, очень близорукий, очень небрежно одетый и ко всем подряд обращавшийся «старина». Фамилия у него была простая – Смит, но он был больше известен как Диоген* Смит благодаря своей эксцентричной привычке использовать в качестве кресла сидячую ванну. Злые языки говорили, что, когда Смит приехал в Оксфорд и оплатил стоимость мебели, которая стояла у него в комнатах, и пришёл их осмотреть, то эта самая ванна оказалась случайно оставленной в гостиной, и Смит, не имея ни малейшего представления об её истинном назначении, путём логических умозаключений пришёл к выводу, что она предназначена для того, чтобы в ней сидеть, и так и оставил её в гостиной и стал пользоваться ею вместо кресла. У меня есть основания думать, что это клевета. Однако не подлежит сомнению, что во время его первого триместра в Оксфорде его как-то застали сидящим с самым серьёзным видом, в очках, у камина в этой самой ванне и играющим на флейте, - это было единственное развлечение кроме гребли, в котором он себе не отказывал. И сколько над ним из-за этого не подшучивали, он так и не отказался от этой привычки. Когда он был один или в обществе одного-двух друзей, то по-прежнему предпочитал сидеть в ванне и утверждал, что это самое совершенное из изобретённых когда-либо сидений и, главное, приспособленное специально для отдыха любителя гребли, у которого мягкие сиденья не должны вызывать ничего, кроме отвращения. Он был гостеприимен по натуре, а в тот вечер ему особенно хотелось устроить всё к полному удовольствию гостей, поскольку это было нечто вроде открытия лодочного сезона. Собственно говоря, эта винная вечеринка была деловым мероприятием, на которое Диоген, как казначей лодочного клуба, официально пригласил каждого, кто когда-либо выказывал хотя бы малейшую склонность к гребле, - со многими из приглашённых он был едва знаком.

* Диоген - Диоген Синопский (ок. 412 до н. э. — 323 до н. э.), древнегреческий философ-киник. По преданию, жил в бочке.

И всё это потому, что наконец-то приехал рулевой Миллер. Он получил степень бакалавра во время Михайлова триместра и чуть было не отправился в путешествие по Востоку. Однако, обдумав это как следует, Миллер пришёл к выводу, что Палестина, Египет и Греция никуда не убегут, а вот если его не будет на месте, чтобы приглядывать за всем лично, то лодка Св. Амвросия упустит свой единственный шанс стать первой на реке. Так что он решил проявить патриотизм и остаться в колледже до июня, заниматься теологией и тренировать команду для гонок. Он написал Диогену и попросил его собрать всех интересующихся греблей лиц в колледже, чтобы можно было сразу же серьёзно взяться за дело. Тома и ещё трёх-четырёх присутствующих первокурсников должным образом представили Миллеру, когда они вошли, и он оглядел их, как полковник первоклассного полка оглядывает лошадей на Хорнкаслской ярмарке*, одним взглядом оценивая и кости, и мышцы, и то, сколько работы можно из них выжать. Потом они устроились у дальнего конца стола и с большим уважением разглядывали знаменитостей, сидевших во главе. Миллер, рулевой, сидел по правую руку от хозяина, - маленький, худощавый, решительный, с огненным темпераментом и чёрными курчавыми волосами. Он как будто был создан самой природой для выполнения той задачи, которую перед собой поставил, а для того, чтобы сплотить команду лодки и поддерживать в ней порядок, нужно обладать немалыми достоинствами. Возможно, он немного грешил излишней строгостью и суровостью и наверняка был бы более популярен, если бы его манера поведения отличалась большей учтивостью; но даже те, кто больше всего восставал против его тирании, скрепя сердце признавали, что он первоклассный рулевой.

* Хорнкаслская ярмарка (Horncastle fair) – конская ярмарка в г. Хорнкасле, графство Линкольншир (Lincolnshire), Англия, существовала с 1229 по 1948 г. Ярмарка проводилась ежегодно в августе и продолжалась до двух недель. Расцвет её пришёлся на середину девятнадцатого столетия, когда она была самой крупной конской ярмаркой в Великобритании, а возможно, и в мире.

Капитан лодки, сидевший напротив Миллера, был совсем другим человеком. Это был прекрасный представитель благороднейшего типа, встречающегося среди наших соотечественников. Высокий и сильный телом, мужественный и уравновешенный, терпимо относящийся ко всем и каждому; скупой на слова, но всегда готовый к действию; скромный, рассудительный, покладистый англичанин, - один из тех, кто много делает для своей страны, не получая за это особых почестей и даже не сознавая этого, потому что хуже всего такие люди умеют хвалить себя сами. Пожалуй, он был слишком мягок для капитана лодочного клуба колледжа Св. Амвросия, во всяком случае, так всё время твердил ему Миллер; но, хотя, возможно, он был недостаточно строг с другими, себя никогда не щадил и в случае нужды работал в лодке за троих.

Но если я буду продолжать эти представления, читатели легко могут запутаться; поэтому я должен завершить этот список, как бы мне ни хотелось представить им «fortis Gias, fortisque Cloanthus*», которые сидели вокруг своих руководителей, смеясь и совещаясь, и рассуждая о своих шансах в предстоящих гонках. Впрочем, нет, подождите; есть ещё один человек, которому нужно уделить здесь место. Вот он как раз входит, с опозданием и в очень блестящей шляпе; он единственный в этой комнате не в академической шляпе и мантии. Он садится рядом с хозяином так, как будто это нечто само собой разумеющееся; он бледен, красив, с тёмными быстрыми глазами; он отлично сознаёт, что повсюду привлекает к себе внимание, и явно воспринимает это как должное.

* «fortis Gias fortisque Cloanthus» (лат.) – «сильный Гиас, сильный Клоант». Спутники Энея, обладавшие огромной физической силой, герои поэмы Публия Марона Вергилия «Энеида».

- Кто это сейчас вошёл в касторовой шляпе*? – спросил Том, дотронувшись рукой до сидевшего рядом с ним.

* касторовая шляпа – шляпа из тонкого высококачественного фетра из бобрового пуха.

- Как, вы не знаете? Это Блейк, самый замечательный человек в Оксфорде, - ответил его сосед.

- В каком смысле? – спросил Том.

- Да в том, что он может делать почти всё, что угодно, лучше, чем кто-либо другой, и это не стоит ему никакого труда. Миллер в прошлом году был вынужден взять его в команду, хотя он совсем не тренировался. А ещё он в команде по крикету, и ещё он отличный наездник, теннисист и стрелок.

- Да, а ещё он страшно умный, - вступил в разговор студент, сидевший по другую сторону от говорившего. – Он наверняка получит отличие первого класса, хотя не думаю, что он занимается больше, чем вы или я. А ещё он пишет песни почти с той же скоростью, с которой вы говорите, и отлично их поёт.

- Значит, он тоже из нашего колледжа?

- Да, конечно, а то как бы он мог выступать в прошлом году за нашу команду?

- Но я не помню, чтобы хоть раз видел его в часовне или в холле.

- Ещё бы. Он ни там, ни там практически не бывает, но ему как-то удаётся избегать неприятностей, а как – неизвестно. Сейчас он вообще никогда не встаёт раньше обеда и почти все ночи напролёт играет в карты с самыми фешенебельными студентами или распевает песни в три или четыре часа утра.

Том отпил глоток портвейна и с большим интересом посмотрел на Восхитительного Крихтона* колледжа Св. Амвросия; понаблюдав за ним несколько минут, он тихонько сказал своему соседу:

* Восхитительный Крихтон - Джеймс Крихтон (James Crichton, 1560 – 1582), известный также как Восхитительный Крихтон (Admirable Crichton), был одной из наиболее одарённых личностей XVI столетия. Принадлежал к шотландской дворянской семье (клану) Крихтонов, по материнской линии происходил от шотландских королей Стюартов. Вундеркинд. К двадцати годам владел двенадцатью языками и мог свободно вести дискуссию на любом из них как прозой, так и стихами. Кроме того, был великолепным наездником, фехтовальщиком, певцом, музыкантом и оратором. Огромная эрудиция, красивая внешность и прекрасные манеры позволяли считать его наиболее близким воплощением возрожденческого идеала совершенного человека.

- Каким несчастным он выглядит! Мне никогда не приходилось видеть более грустного лица.

Бедняга Блейк! Это слово так и просилось на язык, хотя сам он поморщился бы от него сильнее, чем от любого другого. Им можно было восхищаться, ему можно было удивляться, его можно было бояться, - и он был бы вполне доволен. Целью его жизни было возбуждать эти чувства в сердцах своих ближних; но жалость – это было самое последнее чувство, которое ему хотелось бы вызывать.

Он действительно был необычайно одарённым человеком, полным энергии и всяческих талантов, обладающим и силой, и чувствительностью; и всё же, как говорило его лицо любому, кто наблюдал за ним, когда он показывался в обществе, он был одним из самых несчастных людей во всём колледже. Им владела страсть к успеху, - к тому, чтобы превосходить всех во всём, чем бы ему ни случилось заняться, причём так, чтобы казалось, что это не стоит ему ровно никаких усилий. Умение делать что-либо вполне хорошо не приносило ему удовлетворения, если он не чувствовал, что делает это лучше и легче, чем А, Б или В, и что они тоже чувствуют и признают это. В течение двух лет он был на вершине успеха, и теперь Немезида* шла за ним по пятам.

* Немезида – в древнегреческой мифологии богиня возмездия, карающая за нарушение общественных и моральных норм.

Хотя он не был расточителен, но многие из тех занятий, в которых он затмевал всех своих соперников, были по средствам только богатым, а Блейк богатым не был. Он получал вполне приличное денежное содержание, но уже к концу своего первого года в университете сильно влез в долги, а к тому времени, о котором мы рассказываем, вся свора оксфордских торговцев, в долговых книгах которых он был записан, учуяв, что на крупные денежные поступления ему рассчитывать не приходится, стала осаждать его с требованиями об оплате. Эти досадные непрекращающиеся приставания выматывали ему душу. Вот почему его дверь была постоянно заперта, вот почему он никогда не показывался раньше второй половины дня и превратил ночь в день. Он был слишком горд для того, чтобы прийти к соглашению со своими преследователями, даже если бы это было возможно; и вот теперь, когда он по-настоящему попал в беду, все его жизненные планы рушились; его любовь к успеху приобрела горький вкус; триумф над другими приносил ему скорее отвращение, чем удовольствие, и всё же стремление к успеху, вошедшее в привычку, было слишком сильно, и, как оно ему ни докучало, он не мог ему противостоять.

Бедняга Блейк! Он еле сводил концы с концами, внешне блистая всей своей былой мощью и великолепием, и заставлял себя играть первую скрипку в любой компании, куда бы ни попал; но наедине с самим собой он был совершенно одинок и подавлен; втайне он лихорадочно занимался в отчаянной попытке наверстать всё, сдав экзамены с наивысшим отличием и получив членство в одном из колледжей. Как правильно заметил Том в разговоре со своим соседом, во всём Оксфорде невозможно было найти более грустного лица.

И тем не менее, на этой винной вечеринке он был душой компании, сидя между Диогеном – которого постоянно держал в подобии лёгкого эпилептического припадка от смеха и вина, попавшего не в то горло (потому что как только Диоген подносил стакан к губам, Блейк выстреливал в него какой-нибудь шуткой) – и капитаном команды, который смотрел на него с нескрываемым восхищением. Эти два человека представляли собой поразительный контраст! Даже Миллер, жизнь которого Блейк постоянно превращал в ад, через четверть часа смягчился, а наш герой через тот же промежуток времени решил, что он сам - осёл, если ему хоть на мгновение могло показаться, что у Блейка грустное лицо, - и был не прав.

Когда комната наполнилась народом, и было выпито достаточно вина, чтобы настроить гостей на благодушный лад, Диоген по сигналу Миллера встал и заговорил о бюджете. Финансовый отчёт оказался удовлетворительным, клуб был почти свободен от долгов, и, сравнив их положение с положением в других колледжах, Диоген уведомил их о том, что, если они готовы пойти на дальнейшие расходы и скинуться по десять шиллингов с человека, то можно будет приобрести новую лодку, необходимость в которой, как он думает, ни у кого не вызывает сомнения. Миллер произнёс в защиту новой лодки небольшую, но зажигательную речь, а капитан, когда обратились к нему, кивнул и сказал, что согласен с тем, что новая лодка необходима. Так что за новые взносы проголосовали единогласно, а капитана, Миллера и Блейка, у которых было множество идей относительно того, какими должны быть днище, обводы* и киль гоночной лодки, назначили ответственными за заказ и наблюдение за постройкой.

* обводы - очертания наружной поверхности корпуса судна.

Это оксфордская гоночная лодка 1829 г., 47 футов в длину, 4 фута 5 дюймов в ширину. Иллюстрация с сайта WHERE THAMES SMOOTH WATERS GLIDE http://thames.me.uk/s01630.htm

Вскоре подали кофе, и закурили сигары. Значительная часть компании отправилась играть в пул*, другие - бродить по улицам, третьи – играть в вист. Некоторые, как хотелось бы надеяться, отправились по своим комнатам и занялись учёбой, но даже на тишайшей из вечеринок колледжа Св. Амвросия таких было, увы, ничтожное количество.

* пул (pool) – как известно, пул – это американский лузный бильярд. Загвоздка в том, что он появился в 1857 году, а действие этой книги происходит в 40-х годах XIX столетия. Возможных объяснений два – или пулом оксфордские студенты называли какую-то другую бильярдную игру, или автор допустил анахронизм, что маловероятно, учитывая, что он писал о времени своей собственной молодости.

Том, который как зачарованный смотрел на героев во главе стола, остался сидеть, постепенно пододвигаясь к ним ближе и ближе по мере того, как освобождались места, пока, наконец, не оказался за один стул от капитана, где и сидел некоторое время в полном блаженстве. Блейк и Миллер рассказывали лодочные истории о регатах Хенли и Темзы*, последняя из которых открылась недавно с большим шумом, а от этих великих ежегодных событий и доблестных подвигов, совершённых на них, разговор постепенно перешёл к предстоящим гонкам.

* регата Хенли (the Henley regatta) – престижные соревнования по гребле на реке Темза возле города Хенли-на-Темзе (Henley-on-Thames), которые проходят ежегодно в июле. Длина дистанции 1 миля 550 ярдов (2 212 м).

Регата Темзы (the Thames regatta) – трудно сказать, какие именно соревнования тут имеются в виду, так как на Темзе проводилось и проводится множество регат.

- Ну, капитан, - вдруг сказал Миллер, - вы уже думали, кого из новеньких мы попробуем взять в команду в этом году?

- Нет, честное слово, ещё не думал, - ответил капитан. – Я сейчас занят учёбой, некогда. Кроме того, у нас впереди ещё уйма времени. Сейчас только половина Великопостного триместра, а гонки начинаются в конце Пасхального.

- Так не пойдёт, - сказал Миллер, - мы должны набрать команду в этом триместре.

- Ну, подумайте об этом вы со Смитом, - сказал капитан, - я готов начать тренировки с любого дня, в два часа, так часто, как вы пожелаете.

- Ну-ка, посмотрим, - сказал Миллер Смиту, - сколько у нас осталось из старой команды?

- Пятеро, считая Блейка, - ответил Диоген.

- Считая Блейка! Вот это здорово! - засмеялся Блейк. – Ах ты, старый обитающий в ванне флейтист, почему же это меня не считать?

- Да ведь ты же тренироваться не будешь, - сказал Диоген.

- Смит совершенно прав, - сказал Миллер. – На тебя нельзя рассчитывать, Блейк. Послушай, будь умником и пообещай, что в этом году будешь регулярно ходить на тренировки.

- Я могу пообещать как следует сделать своё дело во время гонки, а это больше, чем сделают некоторые из тех, кто тренируется регулярно, - сказал Блейк, сильно задетый.

- Ну, тебе известно, что я думаю по этому поводу, - сказал Миллер, - но кого мы возьмём на оставшиеся три места?

- Драйсдейл подошёл бы, - сказал Диоген, - я слышал, он считался отличным гребцом в Итоне*, поэтому, хоть я с ним и не знаком, но один раз в прошлом триместре мне удалось заманить его на реку. Он отлично подошёл бы для второго или третьего места, если бы только согласился.

* Итон (Eton) – одна из самых престижных английских публичных школ.

- Как думаешь, Блейк, он согласится? Ты, кажется, его знаешь, - сказал Миллер.

- Да, знаю, и довольно хорошо, - сказал Блейк и добавил, пожав плечами, - не думаю, что вам удастся заставить его много тренироваться.

- Во всяком случае, мы должны попробовать, - сказал Миллер, - Ну, а ещё кто?

Смит назвал четыре или пять фамилий, но Миллер каждый раз качал головой.

- А первокурсники стóящие есть? – спросил он, наконец.

- Никого лучше Брауна, вот он, - сказал Смит. – Думаю, он подойдёт, если только будет работать как следует и научится переносить замечания.

- Вы много занимались греблей? – спросил Миллер.

- Нет, - сказал Том, - вообще не занимался до того, как сюда приехал. Начал в этом месяце.

- Тем лучше, - сказал Миллер, - слышишь, капитан, очевидно, нам придётся взять троих новичков. Они ещё в этом триместре должны войти в твой ритм, а иначе у нас ничего не получится.

- Отлично, - сказал капитан, - я в вашем распоряжении с двух до пяти в любые дни, когда вам удобно.

- А теперь пойдёмте, сыграем разок в пул, - сказал Блейк, поднимаясь. – Идёмте, капитан, всего один разочек после всех этих деловых разговоров.

Диоген решительно заявил, что останется и будет играть на флейте, Миллер был приглашён куда-то ещё, но Блейку после непродолжительных уговоров удалось увести с собой капитана, который со свойственным ему добродушием пригласил и Тома, потому что видел, что ему тоже хочется пойти. Втроём они направились в бильярдную. Том был в таком приподнятом настроении из-за представившейся возможности попасть в команду, что едва обратил внимание на крайне неудачный обмен, который совершил не по собственной воле, когда вместо своей новой шляпы и мантии ему пришлось взять шляпу какого-то третьекурсника с донышком, поломанным на несколько частей, и старую потрёпанную мантию, которая, должно быть, болталась по колледжу уже на протяжении десяти поколений. Студенческая мораль в том, что касается шляп и мантий, основывается на известной максиме «Propriété c'est le vol*».

Propriété c'est le vol (фр.) – Собственность есть кража. Этот афоризм принадлежит Пьеру Жозе́фу Прудо́ну (Pierre-Joseph Proudhon, 1809—1865), одному из основоположников анархизма.

Они обнаружили, что бильярдная колледжа св. Амвросия полным-полна представителей фешенебельного кружка. Тому игра очень понравилась, хотя он быстро расстался со своими тремя жизнями. Последние жизни на столе принадлежали капитану и Блейку, и по предложению Блейка они разделили пул. Он едва ли осмелился бы играть в одиночку против такого невозмутимого человека со стальными нервами, как капитан, хотя из них двоих именно Блейк был более сильным игроком. Затем компания распалась, и Том вернулся в свои комнаты и, оставшись один, снова стал думать о Харди. Как странно, подумал он, что никто не вспомнил о нём, когда говорили о подборе команды для лодки! Может быть, он сделал что-нибудь постыдное? Как вообще могло получиться, что никто не был с ним знаком, и он не был знаком ни с кем?

Не сомневаюсь, что большинство читателей посчитает моего героя очень наивным из-за того, что такая простая загадка поставила его в тупик; без сомнения, ступени социальной лестницы в Англии очень чётко обозначены, и мы все рано или поздно учимся улавливать оттенки. Но следует принимать в расчёт предыдущее образование и воспитание нашего героя. Дома его не учили поклоняться таким условным различиям, как богатство и социальное положение; в школе, где он учился, важные особы попадались нечасто, да там никого и не интересовало, был ли мальчик наследником княжеского титула или ему самому предстояло пробивать себе дорогу в жизни. Поэтому то положение вещей, которое он обнаружил в колледже Св. Амвросия, застало его врасплох, и он не сразу сообразил, что к чему.