© Юлия Глек, перевод и примечания, 2010.

Томас Хьюз

Thomas Hughes

ТОМ БРАУН В ОКСФОРДЕ

TOM BROWN AT OXFORD

Продолжение романа "Школьные годы Тома Брауна"

Перевод и примечания Юлии Глек

оригинал на Project Gutenberg http://www.gutenberg.org/etext/26851

Глава 6

Как Драйсдейл и Блейк отправились на рыбалку

Главная

Предисловие переводчика

Том Браун в Оксфорде

Введение

Глава 1

Колледж Св. Амвросия

Глава 2

На реке

Глава 3

Завтрак у Драйсдейла

Глава 4

Лодочный клуб колледжа Св. Амвросия, его руководство и бюджет

Глава 5

Служитель Харди

Глава 6

Как Драйсдейл и Блейк отправились на рыбалку

Глава 7

Взрыв

Глава 8

История Харди

Глава 9

Искушение Брауна

Глава 10

Летний триместр

Глава 11

Мускулистое христианство

Глава 12

Взгляды капитана

Глава 13

Первое столкновение

Глава 14

Замена в команде и что из этого вышло

Глава 15

Буря собирается и разражается

Глава 16

Буря бушует

Глава 17

На новом месте

Глава 18

Деревня Инглборн

Глава 19

Предвестие лучшей погоды

Глава 20

Примирение

Глава 21

Колледж Св. Амвросия принимает у себя капитана Харди

Глава 22

Отъезды ожидавшиеся и неожиданные

Глава 23

Инглборнский констебль

Глава 24

Экзамены "скулз"

Глава 25

День Поминовения

Глава 26

Прогулка на лугу Крайст Чёрч

Глава 27

Нотация, прочитанная львице

Глава 28

Окончание первого курса

Глава 29

Переписка на каникулах

Глава 30

Праздник в Бартон-Мэнор

Глава 31

За сценой

Глава 32

Кризис

Глава 33

Браун Patronus

Глава 34

Mηδέν ΰγαν

Глава 35

Второй курс

Глава 36

На берегу реки

Глава 37

В ночном карауле

Глава 38

Мэри в Мэйфере

Глава 39

Ночной караул и что из этого вышло

Глава 40

Погоня

Глава 41

Суждения и затруднения лейтенанта

Глава 42

Третий курс

Глава 43

Послеобеденные посетители

Глава 44

И снова письма

Глава 45

Магистерский триместр

Глава 46

Из Индии в Инглборн

Глава 47

Свадьба

Глава 48

Начало конца

Глава 49

Конец

Глава 50

Эпилог

Список примечаний

Оксфорд, план города, 1850 г.

- Пускай получают их сколько угодно, мне-то что. Хорошо бы разрешалось заплатить служителю, чтобы он сдал за тебя первый экзамен на бакалавра*. Было бы чертовски удобно. Удивляюсь, почему это не приходит в голову нашим донам. Они могли бы брать в служители умников, сдавать их внаём и грести деньги лопатой.

* первый экзамен на степень бакалавра (little-go) сдавался приблизительно в середине университетского курса.

- Но, Драйсдейл, серьёзно, зачем ты так говоришь? Если они могут получать степени так же, как мы, и, в сущности, они такие же студенты, как мы, то я не вижу, почему они не могут быть такими же джентльменами, как мы. Неужели то, что они бедны, имеет какое-то значение?

- Ну, должно быть, это доставляет им чертовские неудобства, - сказал неисправимый плательщик двойных цен, вставая, чтобы зажечь свою сигару.

- Во всяком случае, здесь это слово должно внушать уважение. Чёрный Принц тоже учился в Оксфорде и считал, что самый благородный девиз, который он может себе взять, это «Ich dien» - «Я служу»*.

- Если бы он учился здесь сейчас, то поменял бы его на «Je paye»**.

* «Ich dien» (нем.) - «Я служу» - По преданию, Чёрный Принц (см. примечание к Гл.1) взял себе геральдическую эмблему в виде трёх белых перьев в золотой короне с девизом «Ich dien» на ленте внизу после битвы при Креси, в которой он принимал участие в шестнадцатилетнем возрасте. В этой битве англичане сражались против французов и их союзника – короля Богемии Иоанна I. Иоанн Богемский был слепым, но, несмотря на это, пошёл в бой и был убит. Юный принц Уэльский так восхищался его храбростью, что взял себе его девиз «Ich dien» и с тех пор всегда носил чёрные доспехи, как у короля Иоанна (считается, что его прозвище Чёрный Принц пошло именно от этого), и украшал свой шлем тремя белыми страусовыми  перьями, как это делал король Иоанн.

** «Je paye» (фр.) – «я плачу».

Геральдическая эмблема Чёрного Принца на главных воротах Ориэл-колледжа в Оксфорде. Иллюстрация из Википедии, http://en.wikipedia.org/wiki/Oriel_College,_Oxford 

- Мне часто хочется услышать от тебя, что ты действительно думаешь, Драйсдейл.

- Дорогой мой, я и так говорю тебе то, что действительно думаю. Что бы там ни вздумал блюсти Чёрный Принц, если бы он был здесь сейчас, я останусь верен своему девизу. Говорю тебе, что самое главное здесь в Оксфорде – платить.

- Я тебе не верю.

- Я знал, что ты не поверишь.

- В то, что ты сам так думаешь, я тоже не верю.

- И всё же это так. Но почему тебя так интересуют служители?

- Да я тут подружился с Харди, это один из наших служителей. Он такой отличный парень!

Я должен с сожалением сказать, что Тому стоило усилий сказать это Драйсдейлу, но он презирал себя за это.

- Тебе надо было мне сразу об этом сказать, до того, как выспрашивать, - сказал Драйсдейл. – Хотя отчасти я подозревал что-то в этом роде. Есть в тебе что-то от Дон-Кихота. Но, правда, Браун, - добавил он, заметив, что Том рассердился и покраснел, - мне жаль, если я сказал тебе что-то неприятное. Я согласен, что этот твой друг - джентльмен и всё, что угодно.

- Да он гораздо более джентльмен, чем большинство…

- Джентльмен-коммонеров, ты хочешь сказать. Можешь меня не стесняться. Я сформулирую это иначе: он уж никак не может быть бóльшим снобом*, чем многие из них.

* сноб – человек, который подражает аристократическим манерам, вкусам, поведению высшего общества, тем самым претендуя на принадлежность к высшим социальным слоям.

- Но зачем же тогда ты столько с ними водишься?

- Зачем? Да потому что так уж получается, что они занимаются тем, что я сам люблю делать, и живут здесь так, как мне нравится. Я люблю охотиться и править упряжкой, травить барсуков и играть в карты, люблю хорошее вино и сигары. А они охотятся и правят упряжками, держат собак и хорошие погреба и играют в мушку и «ван-джон» столько, сколько мне хочется.

- Но ведь я знаю, что тебя от всего этого часто просто тошнит. Я слышал это от тебя уже полдюжины раз за то короткое время, что я здесь.

- Уж не хочешь ли ты лишить меня исконно британской привилегии поворчать? – спросил Драйсдейл, закидывая ноги на диван, одну на другую, и разваливаясь на спине – это была его любимая поза. – Ладно, допустим, я устал от всего этого – хотя на самом деле ничего подобного – что ты предлагаешь в качестве замены?

- Займись греблей. Я знаю, тебя взяли бы в первый состав, стоит тебе только захотеть. Я слышал, как об этом говорили на винной вечеринке у Смита.

- Но где гарантия, что мне это точно так же не надоест? Кроме того, там нужно столько вкалывать. А к тому же нужно менять все свои привычки, а это тоже тоска зелёная.

- Да, но ведь это такая отличная тяжёлая работа, - сказал Том, который твёрдо решил обратить его в свою веру.

- Вот именно, и как раз этого мне и не хочется. «Книги, работа, здоровые игры»* - этот рецепт не для меня. Нет, как говорит мой дядюшка, «молодой человек должен посеять свой дикий овёс»**, а Оксфорд, похоже, и есть место, самим Провидением предназначенное для этой операции.

* «книги, работа, здоровые игры» - в оригинале «books and work and healthful play», строка из нравоучительного детского стихотворения «Against Idleness And Mischief» («Против праздности и шалости») английского поэта Исаака Уоттса (Isaac Watts, 1674 – 1748). Стихотворение было достаточно популярно в XIX веке, но сейчас гораздо больше известна пародия на него из книги Льюиса Кэрролла «Алиса в стране чудес» «How Doth the Little Crocodile» («Как дорожит своим хвостом малютка крокодил», перевод О. Седаковой).

** «молодой человек должен посеять свой дикий овёс» - в оригинале распространённая английская поговорка to sow one’s wild oats. По-русски мы обычно выражаем это одним словом – перебеситься.

Из всего широкого ассортимента распространённых британских сентенций, сколько их ни есть, не найдётся ни одной более отвратительной, чем эта насчёт дикого овса. С какой стороны ни посмотреть, это ни что иное, как дьявольская максима. То, что человек – будь он молодой, старый или средних лет – сеет, это, и только это, он пожнёт. И единственное, что следует сделать с диким овсом – это осторожно положить его в самый жар пламени и сжечь дотла каждое семя. В какой бы почве вы его не посеяли, он взойдёт так же неизбежно, как солнце на небе; корни у него длинные и жёсткие, как у пырея, стебли и листья мощные, и сердце холодеет от одной мысли о таком урожае. Это растение находится под особым покровительством дьявола, и уж он позаботится о том, чтобы оно процветало, а вам, вам и никому иному, придётся его жать. Но чтобы очистить от него почву, простой жатвы недостаточно, для этого её нужно глубоко перекапывать снова и снова. И хорошо, если при всём вашем старании вы сумеете снова сделать её плодородной до своего смертного часа. Пословица «мальчишки есть мальчишки» лучше не намного, но в ней всё же есть крупица истины, в то время как этот дьявольский призыв сеять дикий овёс означает, что молодой человек должен поддаться искушениям и страстям своего возраста. Что же, в таком случае, нам следует делать с «диким овсом» зрелости и старости – с честолюбием, нечестностью, бессердечием, подозрительностью, скупостью – если «дикий овёс» юности следует сеять, а не сжигать? Разве между ними есть существенные отличия? Если можно сеять одно, то почему же не другое?

Но вернёмся к нашей истории. В тот вечер Том ушёл от Драйсдейла (после того как они к своему полному удовлетворению перебрали все снасти, которые планировалось взять с собой в эту рыболовную экспедицию) в расстроенных чувствах. Он начал по-настоящему привязываться к Драйсдейлу, и его очень задел тон, в котором тот говорил. Он был удивлён и рассержен, потому что поневоле всё больше и больше приходил к выводу, что поклонение золотому тельцу и в самом деле цветёт в Оксфорде пышным цветом – хотя, без сомнения, бок о бок с ним встречается много мужественного и благородного, - но всё же оно в большей или меньшей степени отравляет всю жизнь этого места. Собственно говоря, больше всего его раздражало сознание того, что и сам он постепенно становится идолопоклонником. Потому что он не мог не признаться себе, что чувствовал себя куда комфортней, стоя во дворе колледжа или прогуливаясь по Хай-Стрит с Драйсдейлом в его бархатной академической шляпе, шёлковой мантии и безупречном остальном костюме, чем делая то же самое с Харди в его полинялой старой мантии, потрёпанном мешковатом пальто и поношенных брюках. Он ни за что в жизни не дал бы Харди заметить это и надеялся вскоре избавиться от этого чувства, но в том, что оно было, не было никаких сомнений. Он спрашивал себя, чувствовал ли когда-нибудь что-нибудь подобное сам Харди.

Тем не менее, эти мысли не помешали ему крепко спать всю ночь и встать на час раньше, чтобы посмотреть, как Драйсдейл будет отправляться в свою экспедицию.

Таким образом, на следующее утро он пришёл к Драйсдейлу вовремя и принял участие в раннем завтраке, который как раз имел место. Кроме них, присутствовал ещё всего один человек, и это был Блейк. Он отправлялся вместе с Драйсдейлом и поручил Тому передать Миллеру и капитану, что сегодня он не сможет грести вместе со всеми, а вместо этого заплатит лодочнику, чтобы тот занял его место. Как только открыли ворота, все трое в сопровождении верного Джека вышли из колледжа и направились к платным конюшням, которым отдавали предпочтение студенты колледжа Св. Амвросия; скаут Драйсдейла следовал за ними, нагруженный плащами, великолепным водонепроницаемым фартуком на меху, удочками и катушками. Там во дворе они обнаружили уже готовую двуколку*, в оглоблях которой был сильный, норовистый на вид конь с римским профилем, которого Драйсдейл называл Сатана; выносная была заранее отослана вперёд, к первому шлагбауму. За несколько минут вещи погрузили, а бульдога Джека посадили в собачье отделение. Драйсдейл достал длинный прямой рог, который называл «своим ярдом жести» (видимо за то, что он был сделан из меди), и, от души протрубив пару раз, передал его Блейку, а сам залез в двуколку и взял вожжи. Блейк уселся рядом с ним; слуга, который должен был ехать с ними, устроился позади, а умная морда Джека выглядывала из заднего отделения.

* двуколка (в оригинале dogcart) – особый двухколёсный экипаж с отделением для собак под сиденьями.

Двуколка (dogcart).

Иллюстрация с сайта Georgian Index http://www.georgianindex.net/horse_and_carriage/carriages.html

- Всё в порядке? – спросил Драйсдейл, закручивая свой длинный хлыст для езды цугом замысловатым двойным жгутом.

- В полном, сэр, - сказал старший конюх, дотронувшись до шапки.

- Лучше бы ты поехал с нами, мой мальчик, - сказал Драйсдейл Тому, когда они рысью тронулись со двора. И Том не мог удержаться от зависти, когда шёл следом и смотрел, как быстро уменьшается двуколка, удаляясь по пустынной улице, и слышал принесённые обратно лёгким западным ветерком по-настоящему музыкальные звуки, которые Блейк умудрялся извлекать из «ярда жести». Это было такое замечательное утро для рыбалки!

Однако раскаиваться было уже поздно, даже если бы он собирался это делать; и он пошёл обратно в колледж, на утреннюю службу в часовне, и уничтожил весь эффект, произведённый ею на душу холерического рулевого Миллера, передав ему поручение Блейка сразу же по её окончании. Миллер в двадцатый раз поклялся, что Блейка следовало бы выгнать, и отправился в комнаты к капитану, чтобы изводить его этим и спрашивать, что же предпринять.

Погода по-прежнему была великолепная – тёплый, пасмурный, серый мартовский денёк с устойчивым ветром, и мысли об удачливых рыбаках и видения полных огромными трёхфунтовыми рыбинами садков преследовали Тома на лекциях и после них.

В два часа он был на реке. Восьмёрка колледжа впервые в этом сезоне должна была грести на тренировке до самых плёсов пониже Ньюнхема*, и Тому к его великой радости сообщили, что хотят попробовать его в лодке. Но, как ни велика была честь, за неё пришлось дорого заплатить. Впервые он оказался объектом нежных любезностей рулевого Миллера и впервые грёб позади капитана; очень скоро он убедился в том, что всё это сильно отличается от того, к чему он привык в команде первокурсников. Длинные, равномерные взмахи вёслами при такой гребле выматывали его так же сильно, как самый отчаянный, напряжённый спурт**.

* Ньюнхем (Nuneham, Nuneham Courtenay) – деревня в 8 км к юго-востоку от Оксфорда, в которой расположена известная вилла с парком - Ньюнхем-Хаус (Nuneham House).

** спурт - короткое, но резкое усиление физической нагрузки в спорте, например, темпа движения в состязаниях по скоростным видам спорта, обычно практикуется как тактический приём на финишной дистанции.

Миллер тоже был в самом безжалостном настроении. Он был сердит из-за дезертирства Блейка и, кажется, думал, что Том имеет к этому какое-то отношение, хотя тот просто передал ему то, о чём его попросили; так что, хотя он сыпал упрёками и замечаниями по адресу всех, находившихся в лодке, за исключением капитана, нашему герою казалось, что он испытывает особое удовольствие, заставляя вкалывать именно его. Он стоял на корме, маленький темпераментный рулевой, наклонившись вперёд, с рулевым тросом в каждой руке, и, нагибаясь при каждом взмахе вёсел, одновременно выкрикивал Тому свои упрёки, предостережения и указания, и довёл его до того, что он совсем уже не соображал, что делает. К тому времени, как лодка вернулась к пристани Холла, руки у него так онемели, что он уже не ощущал, держит весло или нет; ноги одеревенели и болели, и весь он чувствовал себя так, как будто каждую мышцу у него в теле вытянули на дюйм или два. По дороге к колледжу ему казалось, будто его плечи и ноги существуют отдельно друг от друга; в общем, он страшно вымотался, заснул на чьей-то винной вечеринке, сделал безуспешную попытку прогнать сон, прогулявшись по улицам, и лёг спать около десяти часов вечера, забыв закрыть свою наружную дверь.

Проспав несколько часов как убитый, он, наконец, стал осознавать, что слышит какие-то голоса, звяканье стаканов, смех и обрывки песен; поворочавшись в кровати, чтобы удостовериться, что не спит, он протёр глаза, сел и понял, что в его гостиной происходит нечто весьма занимательное для принимающих участие лиц. Послушав ещё с минуту, он вскочил, накинул охотничью куртку и появился в дверном проёме своей гостиной, где на мгновение замер, созерцая сцену, представшую его изумлённому взору. Огонь, в который подбросили дров, весело горел в камине; горели и свечи у него на столе, на котором также стояла его бутылка виски, бокалы и чайник с горячей водой. На диване, пододвинутом к огню, развалившись на спине, полулежал Драйсдейл в своей любимой позе нога за ногу; в руке у него был лист бумаги, и, глядя в него, он пел. В кресле сидел Блейк, а Джек свернулся на каминном коврике, выражая беспокойным ёрзаньем протест против несвоевременной весёлости своего хозяина. Сначала Том почувствовал желание рассердиться, но весёлый возглас и смех, которыми его встретил Драйсдейл, когда он вышел на свет в охотничьей куртке поверх ночной рубашки и со взъерошенными волосами, сразу же погасил всё его раздражение.

- Эй, Браун, ты что же, хочешь сказать, что последние полчаса проспал в кровати? Мы заглянули в спальню и подумали, что там никого нет. Садись, старина, чувствуй себя как дома. Выпей стаканчик грогу, виски тут первоклассное.

- Да вы, я вижу, парочка нахалов, - сказал Том. – Как вы вошли?

- Через дверь, как все честные люди, - ответил Драйсдейл. – Сегодня ночью ты – единственный хороший парень во всём колледже. Когда мы вернулись, то увидели, что наши камины потухли. Мы обошли весь колледж, но все наружные двери были закрыты, кроме твоей. Никогда не закрывай наружную дверь, мой мальчик, это скверная привычка. Как знать, в котором часу утра тебе придётся «не зная, оказывать гостеприимство ангелам»*?

* «не зная, оказывать гостеприимство ангелам» - Новый Завет, Послание к Евреям, 13 : 2, Синодальный перевод.

- Ангелы из вас те ещё, - сказал Том, садясь на диван. – А сколько сейчас времени?

- Где-то половина второго, - сказал Драйсдейл. – С нами произошёл ряд катастроф. Смогли попасть в колледж только около часу. Я думал, нам в жизни не разбудить этого придурковатого коротышку-привратника. И тем не менее, наконец-то мы здесь, и, как видишь, в полном порядке.

- Похоже на то, - сказал Том, - а как ваша рыбалка?

- Рыбалка! Да мы за целый день ни одной мушки не забросили, - сказал Драйсдейл.

- Он так чертовски гордится тем, что хорошо знает местность, - перебил Блейк. – Это его знание, и его кошмарный аппетит, и неизлечимое пристрастие чесать языком, и эта его мерзкая собака, и эта его упряжка из дьявола и молодой красотки…

- Придержи свой клеветнический язык! – закричал Драйсдейл. – Это ты-то попрекаешь меня аппетитом! Да ты сам слопал четыре отбивные и целого цыплёнка сегодня за обедом, один, без посторонней помощи!

- Это совсем другое дело, - сказал Блейк. – Я ничего не имею против, если человек любит хорошенько пожрать за завтраком и обедом, но ты-то вечно тычешься носом в кормушку! Вот из-за этого у нас всё и пошло сегодня кувырком, Браун. Ты же видел, какой завтрак мы съели перед отъездом, так нет же, ему обязательно нужно было позавтракать ещё раз в Уитни*. Там мы встретили какого-то типа в сапогах цвета красного дерева, и Драйсдейл по обыкновению завёл с ним беседу. Этот тип знал всё о рыбалке в ближайших трёх графствах. Да уж, пожалуй. Лично я думаю, что он из городского совета Хангерфорда** и занимается продажей права на рыбную ловлю; во всяком случае, он поклялся, что ехать в Фэрфорд бессмысленно, а единственное место, где рыба ловится в это время года, это Хангерфорд. Драйсдейл проглотил это как миленький и решил, что нам непременно нужно развернуться и немедленно ехать в Хангерфорд. Я был как-то раз на скачках в Хангерфорде и рискнул предположить, что мы туда не доберёмся. Напрасно -  он заявил, что знает каждый фут этой округи. Тогда было около девяти часов, и он ручался, что мы будем там самое позднее к двенадцати.

* Уитни (Whitney) – городок в графстве Оксфордшир в 16 км к западу от Оксфорда.

** Хангерфорд (Hungerford) – город в графстве Беркшир (Berkshire) на реке Дан (Dun) в 45 км к юго-юго-западу от Оксфорда.

- Мы бы и были, если бы не все эти случайности, - перебил Драйсдейл.

- Ну, во всяком случае, вместо Хангерфорда мы к двенадцати оказались в Фаррингдоне*, сбившись с дороги раз двадцать и чуть не уморив лошадей.

* Фаррингдон (Farringdon) – город в графстве Оксфордшир примерно в 24 км к юго-западу от Оксфорда, до 1974 г. относился к графству Беркшир.

Студенты Оксфордского университета, едущие цугом. Раскрашенная литография Уокера (Walker) по рисунку Р.У. Басса (R.W.Buss), 1842 г.

Иллюстрация с сайта Sanders of Oxford

http://www.sandersofoxford.com/describe?id=19116

- Потому что ты всё время лез со своими советами, - сказал Драйсдейл.

- Потом опять жратва, - продолжал Блейк, - потом ещё час, чтобы покормить лошадей. Я уже знал, что мы скорее попадём к чёрту на кулички, чем в Хангерфорд. Но он всё-таки настаивал на том, чтобы ехать; к счастью, милях в двух от Фаррингдона старина Сатана тихонечко въехал прямо в придорожный вал, сломал оглоблю, и на этом наше путешествие кончилось. Он же не дурак - ехать в Хангерфорд в это время суток. Первый раз в своей порочной жизни он сделал мне что-то приятное.

- Да ладно тебе, - сказал Драйсдейл, - не хочешь же ты сказать, что когда-нибудь ездил с лучшим коренником*, чем этот, когда он в хорошем настроении?

* коренник – лошадь, которая впряжена в оглобли, в отличие от выносной, которая припрягается впереди коренника постромками. В качестве коренников используют более рослых и массивных лошадей, потому что на них ложится ещё и функция сдерживания повозки при спуске.

- Нет, просто не могу, - ответил Блейк, - не припомню случая, чтобы он был в хорошем настроении.

- Ставлю пять фунтов, что проеду на нём пять миль туда и обратно в двуколке, по любой дороге из Оксфорда, против любой лошади по твоему выбору.

- Принято! – сказал Блейк.

- Так вы что, перевернулись? – спросил Том. – Как вы угодили в вал?

- Да вот, видишь ли, - сказал Драйсдейл, - Джесси – это моя породистая кобыла, она у меня выносная – ещё очень молода, к тому же пуглива и норовиста, как весь её пол. Мы проехали крутой поворот, а сразу за ним был цыганский табор. Ну, она и встала на дыбы, а потом повернулась кругом и кинулась прямо на двуколку. Я дважды стегнул её хлыстом по морде, чтобы она повернула обратно, а Сатана улучил момент и кинулся прямо на придорожный вал, потащил её за собой и сломал оглоблю.

- На этом наша рыбалка и закончилась, - сказал Блейк. – А в следующее мгновение эта скотина Джек выскочил наружу и сцепился с цыганской собакой, которая, ясное дело, пришла посмотреть, что происходит. Драйсдейл тут же соскочил вниз, проследить, чтобы всё было по справедливости, и предоставил нам со слугой разбираться с аварией и утихомиривать его драгоценного коренника, чтобы он не разнёс задними ногами двуколку в щепки.

- Да ладно тебе, - сказал Драйсдейл, - ты должен признать, что всё закончилось благополучно. Разве мы не отлично провели день? Слушай, Браун, я, наверное, пойду в бродяги. Мы провели в этом таборе часа три-четыре, и Блейк запал на цыганочку и написал о них не знаю сколько песен. Ты слышал, мы их сейчас как раз пели?

- А как вы починили двуколку? – спросил Том.

- О, лудильщик кое-как подлатал нам оглоблю, - хитрый старый плут этот лудильщик, в этом таборе он pere de famille*, без его ведома никто и с места не сдвинется. Хотел купить у меня Джесси. Но, клянусь честью, мы здорово провели время. Старый лудильщик в меховой шапке, с чёрной трубкой длиной в один дюйм во рту, чинил нам оглоблю; старая мамаша, коричневая, как пергамент, с красным платком, повязанным вокруг головы, курила такую же трубку, как у лудильщика, и предсказала нам судьбу, и говорила прямо как по писаному. Ещё там была его жена и девчушка, которая так сильно смутила Блейка, и с полдюжины отродий в лохмотьях, и ещё парень, который бродяжничает вместе с ними, не цыган, - должно быть, беглый подмастерье, но большой весельчак; из багажа у него была только старая скрипка, на которой он пиликал просто замечательно, так что Блейк не выдержал и стал писать стихи, пока мы сидели в палатке. Ты его песни ещё не слышал. Здесь по одной на каждого из нас. Мы собираемся достать костюмы, бродить по стране и петь их, а сейчас пока репетиция. Я буду лудильщиком.

* pere de famille (фр.) – глава семьи.

- Нет, ты будешь служанкой, - сказал Блейк.

- Ладно, а потом мы бросим жребий, кому какая роль. Тогда ты начинай, вот песня, - и он протянул один листок Блейку, который запел:

На дёрне мы сидим,

Нам ни к чему диваны,

Немного то, немного сё -

Вот наше ремесло.

Точить, лудить, чинить -

Любому по карману,

Давай, красотка, подходи,

Считай, что повезло.

Пока точу ножи,

Моя старуха скажет,

Кто твой украл пирог,

Кто – масло, кто – покой,

И за кого тебе

Судьба идти прикажет,

Богат он или нет,

Хорош ли он собой.

- Здесь вступает Глупая Салли, я пока что буду за неё, -  сказал Драйсдейл и начал:

Ах, что же мне делать?

Ах, ах, что мне делать?

Ах, что же мне делать?

Как быть?

Я вся извелась из-за Мартина Билли,

Любовь – это мука, что бы ни говорили.

Вон цыганка гадает, её мне хвалили.

Что, если пойти и спросить?

- А ты будешь старой цыганкой, Мамашей Пэтрико; вот твои слова, Браун.

- А мотив какой? – спросил Том.

- Валяй, не бойся, справишься!

И Том, который начал проникаться настроением этой затеи, затянул, глядя в протянутую ему рукопись:

Стулья чинить,

Стулья чинить,

Тростниковые старые

Стулья чинить.

Приблизься же, дева,

Которая хочет

Узнать, что судьба ей

Пророчит.

- А теперь лудильщик, - сказал Драйсдейл, кивнув Блейку, который зачастил:

Удача ведёт нас

Вперёд по стране,

Торгуем, воруем

По всей метрополии.

Паять, починять -

Мы довольны вполне,

А пить и курить –

Так тем более.

Дин-дон, дин-дон,

Живём мы лучше знати,

Дин-дон, дин-дон,

Звучит наших молотов звон.

Дин-дон, дин-дон,

Работа окончена, нате!

Тащите волынку и скрипку -

И весело день проведён.

Драйсдейл в роли Глупой Салли:

Ах, что же мне делать?

Ах, ах, что мне делать?

Мне взгляд её что-то

Сулит.

Ах, вся я дрожу с головы и до пят.

Уж не Сьюзи ли Уимбль глазки строит опять?

Отбить хочет Билли, как ей помешать?

Она же его разорит!

Том в роли Мамаши Пэтрико:

Дай, за ручку

Подержу,

Всё, что будет,

Расскажу.

От беды тебе никак

Не уйти,

Этот крест – недобрый знак

Впереди.

Блейк в роли Лудильщика:

Фазан или сыч – славная дичь,

Всё для котла пригодится.

Жирненький кот тоже сойдёт,

Живо в еду превратится.

Кролик, сурок – пожалуй в силок,

Петух – хорошо, да и ворон не хуже.

Лягушка и ёж попались – ну что ж,

Тем наваристей будет наш ужин.

Гав-гав! А это что?

Хозяйская болонка

Бросается на нас

И хочет укусить.

А мы её в мешок, -

Ишь, завизжала тонко! -

Потом её в котёл,

А шкурку выдубить.

Драйсдейл в роли Глупой Салли:

Ах, горе какое!

Ох, горе какое!

Останусь я, видно,

Одна.

Я вне себя от горя и верно говорю,

Что эту Сьюзи подлую, ей-Богу, отравлю.

Скажи, где взять мне яду, я отблагодарю.

А месть моя будет страшна.

Том в роли Мамаши Пэтрико:

Что ты, что ты,

Погоди!

Будет счастье

Впереди!

Глянь, как линия любви

Дальше гладенько идёт,

Будет он твоим, твой Билли,

И никто не отберёт.

Блейк в роли Лудильщика:

Дин-дон, дин-дон,

Поработать и напиться,

Дин-дон, дин-дон,

Звучит наших молотов звон.

Дин-дон, дин-дон,

Кто в веселье с цыганом сравнится?

Хороша ты, цыганская жизнь,

Я тебя не сменяю на трон.

Драйсдейл в роли Глупой Салли:

Ах, как я рада!

Ах, как я рада!

Навек будет Билли

Моим.

Спасибо, дорогая! Вот счастье-то, о Боже!

А подлой Сьюзи – фигу, и жирной Полли тоже!

Бери себе весь кошелёк. Я разревусь, похоже.

Ах, надо же – буду я с ним!

Том в роли Мамаши Пэтрико:

Будет Билл

Богат и чтим,

Будешь счастлива

Ты с ним.

Уж недолго ждать

Этого дня.

Ты судьбу благодари,

Не меня.

- Правда, здорово? Успех будет полный. Я собираюсь заказать костюмы в Лондоне, и со следующей недели мы начинаем.

- Что, бродяжничать, исполняя эти песни?

- Да; начнём с какого-нибудь глухого местечка, пока как следует не привыкнем.

- А закончим, надо думать, в каталажке, - сказал Том. – Хотя, конечно, это будет забавно. А теперь расскажите, наконец, как вы добрались до дому.

- Ну, из табора мы уехали в пять…

- Лудильщик вытянул у Драйсдейла соверен, - перебил Блейк.

- А сам-то ты сколько дал этой цыганочке? – отпарировал Драйсдейл. – Я видел, как вы прощались под кустом шиповника. Так вот, мы без приключений добрались до трактира старого Мёрдока в Кингстоне часам этак к семи и там пообедали, а после обеда явился и сам хозяин. Мы с ним большие приятели, потому что я часто там бываю и люблю с ним поболтать. Но этот плут Блейк, который до этого его и в глаза не видел, через пять минут затмил меня полностью. Представь, он клялся, что он шотландец, и что один из его предков в шестнадцатом столетии женился на ком-то из рода Мёрдок!

- Ну, если подумать, как много предков у каждого из нас было в то время, то это, наверное, правда, - сказал Блейк.

- Во всяком случае, он клюнул на это, - сказал Драйсдейл. – Я думал, что старый Мёрдок разрыдается у него на груди. Но он просто просыпал на него чуть ли не пинту* табаку из своей настольной табакерки и начал говорить по-гэльски**. А у Блейка хватило нахальства нести какую-то белиберду ему в ответ с таким видом, как будто бы он понимал каждое слово.

* пинта (английская) – 0,57 л

** по-гэльски – по-шотландски.

- Белиберду! Да это был чистейший гэльский, - сказал Блейк, смеясь.

- А мне почему-то послышалось множество греческих слов, - сказал Драйсдейл. - Но старина Мёрдок был так поглощён собственной болтовнёй и выпил столько виски, что где уж ему было вывести его на чистую воду.

- Не говоря уже о том, что я вообще сомневаюсь, что он помнит больше пяти слов своего родного языка, - сказал Блейк.

- Старичина так растрогался, что сходил наверх за своим пледом* и кинжалом, надел всё это и извинялся за то, что не может предстать в полном наряде древнего галла в честь своего новоприобретённого родственника, потому что дочь во время его отсутствия разрезала его старый килт** на тряпки. Потом они выпили ещё пунша и стали петь шотландские песни, а в одиннадцать часов уже стояли на стульях, сцепив правые руки, одной ногой на столе, со стаканами в свободных руках, и пунш летел по всей комнате, когда они раскачивались и ревели как безумные, постойте, как же это? – а, вот:

«Ваг-ан-тури, ваг-ан-тури,

Ваг-ан-тури, все как один».

* плед (plaid) – часть национального шотландского мужского костюма. Представляет собой отрез клетчатой ткани, заложенный складками, длина которого равна двойному расстоянию от земли до плеча того, кто его носит. Плед носят туго обтягивающим грудь наискось, с левого плеча под правую руку. На левом плече он завязывается, причём один свободный конец свисает назад и заправляется под пояс, а второй свисает вперёд и драпируется на левом плече. Обычно плед и килт делаются из ткани одинакового рисунка.

** килт (kilt) – часть национального шотландского мужского костюма, подобие юбки длиной до колен со складками сзади из клетчатой ткани того же рисунка, что и плед.

Шотландец в национальном костюме. Иллюстрация из Википедии, http://en.wikipedia.org/wiki/Full_plaid

- Только он не сказал тебе, что тоже пытался к нам присоединиться, но зацепился за спинку стула и грохнулся в корзину с грязной посудой.

- Клевета! Клевета! – закричал Драйсдейл. – У моего стула подломилась ножка, и я благополучно и грациозно сошёл вниз, а когда посмотрел вверх и увидел, что падения можно ожидать в любую минуту, то решил, что лучше держаться от них подальше. Если на тебя свалится старый Мёрдок, это не шутка. Я решил, что пускай они себе поют своё «Ваг-ан-тури» дальше, а сам вышел, чтобы проверить, как там двуколка, которую было велено подать к дверям к половине одиннадцатого. Там я обнаружил, что конюх Мёрдока сильно пьян, но совершенно трезв по сравнению с этим мошенником-слугой, которого у нас хватило глупости взять с собой. Двуколку они подали и лошадей запрягли, но этот старый мерзавец Сатана стоял так смирно, что я сразу заподозрил неладное. И точно, с одной стороны узду ему затянули до самой щеки, с другой застегнули на третью дырку, подпруга оказалась застёгнута на спине, а нарытника* и вовсе не было. Эта скотина, должно быть, посмеивалась про себя, представляя, что с нами сделает, как только мы тронемся с такой упряжью. На то, чтобы его перепрячь, ушло полчаса, потому что я был там единственным, способным что-то делать.

* нарытник – элемент упряжи, одно из назначений которого – не давать лошади лягаться.

- Да, - сказал Блейк, - ты бы с ним согласился, если бы увидел, как он пытался посадить Джека в заднее отделение. Это удалось ему с шестой попытки, причём он ронял его то на голову, то на спину, как будто это не собака, а охапка угрей.

- Дело в том, что этот мошенник-конюх напоил и старину Джека, - объяснил Драйсдейл, - и его никак невозможно было поднять прямо. Однако в конце концов мы отправились, но не проехали и мили, как этот самый слуга (он всё время бубнил там сзади себе под нос какую-то дурацкую сентиментальную песенку) пошатнулся сильнее, чем прежде, и канул куда-то в ночь. Блейк искал его полчаса, но даже волоска не нашёл.

- Вы что, хотите сказать, что он упал, и вы его так и не нашли? – с ужасом спросил Том.

- Именно так дело и обстоит, - сказал Драйсдейл. – Но это не так плохо, как ты думаешь. У нас не было фонарей, а чтобы аукать, ночь была неподходящая.

- Зато для того, чтобы искать по запаху, ночь была просто первоклассная, - встрял Блейк. - До того, как нас покинуть, этот парень облокачивался на меня, и я готов побиться об заклад, что учуял бы его запах за полмили, если бы только ветер был с нужной стороны.

- Он же мог сломать себе шею, - сказал Том.

- А может человек петь со сломанной шеей? – спросил Драйсдейл. - Будь я проклят, если знаю! Только я тебе говорю, что мы слышали, как он где-то продолжает бубнить своё. А когда Блейк закричал, то он обратился к нему из кромешной тьмы со словами благочестивого упрёка и велел ему идти домой и покаяться. Я так с них смеялся, что чуть с козел не свалился; а он тем временем обратился ко мне с «обличительным словом», как он выразился, за то, что я правлю лошадью по имени Сатана. Я считаю, что он  напыщенный методистский* пустобрёх.

* методистский – т.е. относящийся к Методистской церкви – направлению в христианстве, отколовшемуся в XVIII веке от Англиканской церкви. Методисты требуют последовательного, методичного соблюдения религиозных предписаний.

- Я правда старался найти его, - сказал Блейк. -  Я бы от души хотел сбросить его в канаву, для его же безопасности.

- Но даже сам Чёрный Уилл, знаменитый кучер, и тот не смог бы удержать Сатану на месте ещё хотя бы минуту. Поэтому Блейк влез обратно, и мы поехали и добрались до колледжа в час; остальное ты знаешь.

- Да, день у вас получился насыщенный, - сказал Том, которого всё это очень позабавило. – Но я бы на вашем месте беспокоился о слуге.

- О, да ничего с ним не случится, голову даю на отсечение, - сказал Драйсдейл. – А сколько сейчас времени?

- Три, - сказал Блейк, глядя на свои часы, и поднялся. – Пора спать.

- Первый раз от тебя такое слышу, - сказал Драйсдейл.

- Да, но ты забываешь, что мы встали сегодня ни свет ни заря. Доброй ночи, Браун.

И оба ушли, а Том, не забыв на сей раз закрыть наружную дверь, в полном изумлении отправился в кровать.

Через десять минут Драйсдейл спал, а Джек, свернувшись, лежал у него в ногах на кровати. Блейк, при содействии мокрых полотенец и бечёвки с узлами, повязанных вокруг головы, читал Пиндара* до тех пор, пока не начал звонить колокол на службу в часовне.

* Пиндар (522/518 до н. э. —  448/438 до н. э)  – древнегреческий поэт-лирик.

Иллюстрация из газеты The Graphic от 3 июня 1882, художник - S.P.H. Подпись:  The “All round man”- Burning the candle at both ends («Гладкий и круглый» (см. примечание к гл. 3) – жжёт свечу с обоих концов».

Иллюстрация с сайта Sanders of Oxford

http://www.sandersofoxford.com/describe?id=18404

Предыдущая

Следующая