© Юлия Глек, перевод и примечания, 2010.

- Передайте старшему проктору мои наилучшие пожелания, - сказал Драйсдейл, - и скажите ему, что завтра утром у меня назначена чрезвычайно важная встреча, поэтому я не буду иметь удовольствия навестить его.

- Очень хорошо, сэр, - сказал привратник и издал сухой смешок, позвякивая связкой ключей по ноге, - только вы бы написали ему записочку, сэр, а то он у нас джентльмен дотошный.

- А ещё за кем-нибудь он посылал? – спросил Том.

- Да, сэр. За мистером Джервисом, сэр.

- А он что?

- О, сэр, мистер Джервис – стреляный воробей. Когда пришёл надзиратель, он уже давным-давно был внутри.

- Ох и хитёр! – сказал Драйсдейл. – Доброй ночи, привратник; передайте проктору то, что я сказал, не забудьте. Если он решительно настроен увидеться со мной завтра, можете сказать, что пусть приходит ко мне в комнаты к ланчу, будет жареный цыплёнок и партия в пикет.

Привратник мгновение смотрел ему вслед, а потом вернулся в своё глубокое старое кресло в привратницкой, натянул на уши ночной колпак, положил ноги на высокий табурет перед огнём и сложил руки у себя на коленях.

- Самое нахальное создание на всём белом свете - это джентльмен-коммонер на первом году, - сказал сам себе маленький человечек. – Если бы этого сегодня как следует отдубасили на улице, ему бы это пошло только на пользу. Но он лучше, чем многие другие, - продолжал он, - здорово несдержан на язык, но и полусоверены из него тоже так и сыплются. Ну, если проктор не пришлёт никого завтра утром, я ябедничать не собираюсь. Этот сорт для колледжа полезен; тут есть, чем поживиться, - вино заказывает в Лондоне, а на ключ не запирает. А вот интересно, мой Питер сегодня тоже ходил драться на улицу или нет? С этим мальчишкой почти так же трудно справиться, как будто он тоже из колледжа.

Так бормоча себе под нос о своих домашних и профессиональных огорчениях, маленький швейцар приготовился вздремнуть. В скобках могу заметить, что его многообещающий Питер, не по годам развитый юноша семнадцати лет, служивший помощником скаута лестницы №3 колледжа Св. Амвросия, после этого несколько дней отсутствовал на своём месте, а его обязанности по чистке обуви и беганью с поручениями выполнял другой; затем он вернулся к исполнению своих обязанностей, но уже без одного переднего зуба.

- Какие мы дураки, что не держались вместе с капитаном. Интересно, что теперь будет, - сказал Том, который в душе был обеспокоен весточкой от проктора и не обладал врождённой беспечностью и презрением к авторитетам, которые в случае Драйсдейла достигали крайней степени.

- Какая разница? Могу поспорить, что старый лис тут же залёг в свою нору. Пойдём, постучимся к нему.

Том согласился, потому что ему очень хотелось посоветоваться с Джервисом о том, как вести себя завтра утром; поэтому вскоре они стояли и барабанили в его наружную дверь, которую вскоре открыл сам загребной в старой лодочной куртке. Они вошли следом за ним. На одном конце его стола стояла чайная посуда и остатки порции хлеба, масла и сыра, которые скаут ещё не убрал; на другом лежали раскрытые книги, тетради и карты, указывающие на то, что капитан занимался так же, как грёб – в полную силу.

- Вы оба что, только сейчас явились?

- Только сейчас, мой капитан, - ответил Драйсдейл.

- Так вас, наверное, здорово отлупили? Хотя вид у вас вроде ничего.

- Мы неповинны в драке с момента вашего поспешного отбытия – чтобы не назвать это бегством, мой капитан.

- Где же вы были?

- Где! В образцовой пивной; в маленьком уютненьком баре с красными занавесками; полная пожилая добродушная хозяйка в очках, барменша – настоящая гурия и лучшее пиво во всём Оксфорде, верно, Браун?

- Да, пиво было отменное, - сказал Том.

- И вы провозились там до теперешнего часа? – спросил Джервис.

- Точно так. Со всеми этими толпами, которые не желают драться по-честному, с капитанами, которые убегают, с прокторами и надзирателями, которые во всё вмешиваются, «мы крайне недовольны всей этой процедурой», как сказал шотландец, когда его приговорили к повешению.

- Не зря же говорят, что само небо защищает детей, моряков и пьяных; ну, а то, что соответствует небу в академической системе, защищает первокурсников, - заметил Джервис.

- Только не нас, - сказал Том, - потому что завтра утром мы должны явиться к проктору.

- Он что, изловил вас в вашей знаменитой пивной?

- Нет, надзиратель приходил к привратнику и спрашивал, в колледже ли мы, и просил передать, что, если нас нет, то утром мы должны явиться к проктору. Привратник сказал нам, как только мы пришли.

- Тьфу, - с досадой сказал капитан, - теперь вам могут запретить покидать территорию колледжа*, а без вас вся команда не сможет толком тренироваться. Ну почему вы не могли вернуться вместе со мной?

* в оригинале to be gated - ещё одно наказание, практиковавшееся в Оксфордском университете. Покидать территорию колледжа могли запретить на более или менее продолжительный срок, причём запретить покидать её совсем или в определённое время суток – например, после шести часов вечера.

- В наши планы не входит посещение завтрашнего утреннего приёма в кабинете этой превосходной личности, - сказал Драйсдейл. – Да он всё равно забудет. Наш старик Копас ни слова ему не скажет, как бы не так. Для этого я слишком много ему плачу.

- Что ж, посмотрим; сам я скорее поставлю на то, что у проктора память хорошая.

- Однако, капитан, чем же вы намерены нас угостить?

- Угостить! Да ничем, разве что вас устроит чашка холодного чая. Ни вина, ни чего покрепче вы здесь в это время суток не получите, а кладовая уже закрыта. Кроме того, вы выпили вполне достаточно пива в своей образцовой пивной.

- Ну, капитан, всего лишь по стаканчику хереса, и я обещаю, что сразу же пойду спать.

- И напёрстка не дам.

- Ах ты старый тиран! – сказал Драйсдейл, спрыгивая со своего насеста на подлокотнике дивана. – Пошли, Браун, давай где-нибудь поужинаем и сыграем в «ван-джон». У нас на лестнице наверняка что-нибудь такое происходит, а если нет, то у меня в комнатах, во всяком случае, найдётся охлаждённая бутылка кларета.

- Браун, останься, нужно поговорить, - сказал капитан, и его слово возобладало над Драйсдейлом, который, сделав ещё одну попытку увести с собой Тома, отправился на поиски выпивки и карт один.

- Боюсь, что для нашей лодки он всё-таки не годится, - сказал капитан, – с этой его несчастной привычкой шляться по ночам и есть и пить всякую дрянь. Жаль, потому что для своего веса он очень хороший гребец.

- И ещё он такой отличный товарищ, - сказал Том.

- Да, только вот что я тебе скажу. Для нас с тобой он малость слишком хороший товарищ, как и вообще для всех, кто собирается получить степень. Какой это сейчас у него триместр, только третий? Я бы сказал, что он, пожалуй, продержится ещё пару, а потом у него земля начнёт гореть под ногами. Помяни моё слово, до первого экзамена он так и не доберётся.

- Если так, будет очень жаль, - сказал Том.

- Будет. Но, видишь ли, в конце концов, какая ему разница? Его исключат на год, он с помпой вычеркнет себя из списков – ну и что? Он останется при 5000 фунтов в год с недвижимости и кругленькой сумме в консолях*, помчится за границу или годик поживёт в Лондоне. Когда достигнет совершеннолетия, займётся псовой охотой, или его высмотрит какой-нибудь зоркий избирательный округ и пошлёт составлять законы для своей страны, хотя всю свою жизнь он только и делал, что нарушал все законы, которые имели к нему хоть какое-то отношение. Допустим, мы с тобой начнём валять дурака с ним заодно, и нас исключат на год. Этим мы сделаем несчастными своих родных. Вычеркнуть себя из списков мы не сможем, и нам придётся в конце года снова приползти сюда на брюхе, уже с клеймом, и всё оставшееся время сидеть, поджав хвост. Мы потеряем год в своей профессии, и очень вероятно, что эта оплошность ещё не раз так или иначе аукнется нам на протяжении следующих двадцати лет. Это как старая история про карлика и великана**, или битва с ветряными мельницами, или любая другая неравная игра.

* консоли (consols) - выпускаемые в Великобритании облигации государственных займов без фиксированного срока.

** старая история про карлика и великана – трудно сказать, какая именно история здесь имеется в виду, поскольку в мировой литературе и фольклоре историй о карликах и великанах великое множество. Но в книге A Book of Fables: Amusement for Good Little Children («Книга притч: забава для хороших детей»), изданной в Бостоне в 1858 г., приводится следующая история. Карлик встречает великана на дороге и просит разрешения идти вместе с ним. На них нападают грабители, великан отбивается от них дубиной, а карлик сам оказывается побит. Карлик жалуется, а великан говорит ему, что если он слаб, то не должен выходить драться вместе с великаном. Мораль: не пытайтесь равняться с теми, кто богаче или умнее вас. Эта история идеально иллюстрирует слова Джервиса, а то, что книга издана в Америке, не должно нас смущать: скорее всего, этот сюжет долго кочевал из книги в книгу как в Старом, так и в Новом свете.

- Я бы всё равно предпочёл самому пробивать себе дорогу в жизни, а ты разве нет? – спросил Том.

- Хм-м-м! – сказал капитан, откидываясь в кресле назад и улыбаясь, - так сразу и не ответишь. Я здесь третий год и вижу теперь оборотную сторону медали гораздо яснее, чем когда я был первокурсником, как ты сейчас. Три года в Оксфорде, мой мальчик, научат тебя пониманию того, чтó значат деньги и положение в обществе, даже если больше они тебя ничему не научат.

«Вот и капитан завёл ту же песню, что и Харди», - подумал Том.

- Так завтра вам вдвоём нужно идти к проктору?

- Да.

- Ты пойдёшь? Драйсдейл не собирается.

- Конечно, пойду. Мне кажется, что не пойти – это как-то по-детски, как будто я снова в младших классах. Честно говоря, то, что меня вызывают, не очень-то приятно; но не идти не годится.

- Ну, у меня на этот счёт другое мнение. Но в целом ты, пожалуй, прав. Есть вероятность, что он запомнил твоё имя и, если ты не явишься, пошлёт за тобой опять, а тогда будет хуже.

- Ты же не думаешь, что он временно исключит нас или что-нибудь в этом роде? – спросил Том, который почувствовал ужасные угрызения совести, когда капитан нарисовал картину последствий исключения для обыкновенных смертных.

- Нет, разве что будет в очень уж скверном настроении. Я, когда был первокурсником, как-то попался трижды за одну ночь и заработал только дополнительное задание.

- Тогда нестрашно, - сказал Том. – Досадно только, что нас поймали на таком сомнительном деле; если бы это была действительно хорошая драка, было бы не так обидно.

- А чего же ты ожидал? Она была не лучше и не хуже, чем обычно.

- Да, но ведь толпа на три четверти состояла из мальчишек.

- Так всегда и бывает – по крайней мере, в девяти случаях из десяти.

- Но ведь и драки-то настоящей не было, во всяком случае, я в ней не участвовал.

- Её и не бывает, этой твоей настоящей драки, в девяти случаях из десяти.

- А что же тогда бывает?

- Да вот как раз что-то в этом роде. Пятеро мальчишек, посыльных из магазинов или помощников скаутов, полные нахальства, околачиваются где-нибудь на углу тихой улицы. Появляются двое первокурсников, полные достоинства и скверного вина. Происходит воспламенение горючих материалов. Толпа гонит первокурсников на Хай-стрит или Брод-стрит*, где положение меняется на противоположное, потому что собирается множество других первокурсников, и толпа городских мальчишек потихоньку утихомиривается, они засовывают руки в карманы и перестают орать «Город! Город!». Торжествующие первокурсники с полчаса разгуливают взад и вперёд по улице с криками «Мантия! Мантия!» и со свирепым видом, хотя на самом деле и наполовину не жалеют о том, что толпа при их приближении рассеялась как дым. Потом появляются прокторы, которые преследуют и рассеивают толпу мантий за полчаса - час. Тогда «город» снова становится превосходящей силой и толпой гоняет рассеявшихся первокурсников, если их удаётся застукать где-нибудь в малом числе.

* Хай-стрит (High Street) и Брод-стрит (Broad Street) находятся в университетской части города. На Хай-стрит расположены следующие колледжи: Линкольн-колледж (Lincoln College), Брэйзенноус-колледж (Brasenose College), Олл-соулз-колледж (All Souls College), Куинз-колледж (The Queen's College), Сент-Эдмунд Холл (St Edmund Hall), Модлин-колледж (Magdalen College), а также Ориэл-колледж (Oriel College) и Юнивёсити-колледж ( University College).

На Брод-стрит расположены Бэйллиол-колледж (Balliol College), Тринити-колледж (Trinity College), Эксетер-колледж (Exeter College) и многие другие университетские здания.

Брод-стрит (Broad Street). Хромолитография Э. Ф. Лайдона (A.F. Lydon, 1836-1917). Около 1890 г.

Иллюстрация с сайта Sanders of Oxford http://www.sandersofoxford.com/describe?id=16393

Хай-стрит (High Street), Оксфорд. Раскрашенная гравюра Сэмюэла Миддимэна (Samuel Middiman) и Джона Пая (John Pye) по рисунку Дж. М. У. Тёрнера (J.M. W. Turner).

Иллюстрация с сайта Sanders of Oxford http://www.sandersofoxford.com/describe?id=20687

- Вот ты, капитан, всё подшучиваешь над первокурсниками, а ведь ты и сам там сегодня был.

- Конечно, должен же я был присмотреть за вами, двумя мальчишками.

- Но ты же не мог знать, что мы там, когда подошёл?

- Я был уверен, что обнаружу там кого-нибудь из вас. К тому же я готов признать, что предпочитаю не заходить в колледж, пока существует хоть малейшая возможность настоящей драки, как ты это называешь. Вот так и попадаешься проктору на старости лет.

- А ты когда-нибудь участвовал в настоящей драке? – спросил Том.

- Один раз, около года назад. Количество дерущихся с обеих сторон было примерно одинаковое, и городские все взрослые мужчины, рабочие и механики. Это было отчаянно тяжёлое дело, не то что эти ваши прогулки и вопли. Этот Харди, один из наших церковных клерков*, дрался как паладин; помню, я спихнул ему одного типа в вельветовых штанах, который оказался для меня слишком крепким орешком, и в жизни я так не радовался, как две минуты спустя, когда увидел, как свет блеснул на гвоздях, которыми были подбиты его сапоги, когда он полетел в канаву. Продолжалось это, должно быть, минут десять, и обе стороны были просто счастливы, когда ушли оттуда.

* церковный клерк (Bible clerk) – то же самое, что служитель (servitor). Одной из обязанностей служителя было чтение Библии вслух в часовне.

- Но вы же им задали?

- Мы так говорили.

- Я думаю, в честной драке джентльмен всегда победит.

- Конечно, ты так думаешь, это же общепринятая точка зрения.

- А ты разве нет?

- Да, победит, если он большой и сильный и умеет драться не хуже того, другого. Его преимущество в том, что он немного сильнее боится сдаться, это ему и помогает.

- Невысокого же ты мнения.

- Да, но зато оно правдивое. Я скажу тебе, как оно есть, как я сам думаю: в целом мы дерёмся лучше, чем лавочники, клерки, лакеи и вообще все те, кто не занят целый день тяжёлым физическим трудом. Но стоит только нарваться на кого-нибудь с действительно тяжёлыми кулаками, привыкшего работать по девять или десять часов в сутки, - тогда шутки плохи. Возьми семьдесят или восемьдесят таких, первых попавшихся, наобум, и запусти с утра к нам в колледж Св. Амвросия – к ночи они будут господами этого почтенного заведения, если нам придётся драться с ними за обладание им; разве что этот Харди – он рождён бойцом, таких, как он, один на тысячу, - может быть, он нас вытянет.

- Почему вы не попробуете его в лодке?

- Этой частью заведует Миллер. Я говорил с ним об этом после той драки, но он сказал, что Харди отказался платить членские взносы, мол, ему это не по карману или что-то в этом роде. Сам я не вижу, почему это должно иметь какое-то значение, но полагаю, что раз уж у нас есть правила, то нужно их придерживаться.

- Ужасно жалко. Я хорошо знаю Харди, ты представить себе не можешь, какой он отличный парень.

- Не сомневаюсь. Я пытался с ним познакомиться, мы разговариваем, но дальше этого дело не пошло – кажется, он избегает общества.

Пробило двенадцать; Том пожелал капитану доброй ночи и отправился к себе, глубоко задумавшись обо всём, что видел и слышал. Видения ужасных поединков один на один, в которых потомок сотни графов расправляется с огромным представителем масс в самом изысканном стиле без единой царапины на своей аристократической физиономии, растаяли в его воображении.

Когда тем вечером он отправился спать, его здорово тошнило от этого опыта участия в стычке мантий с городскими, и у него был мерзкий привкус во рту. Но зато он был очень доволен тем, что ему удалось так разговорить капитана. Обычно загребной был на редкость немногословен, он предпочитал тратить дыхание не на слова, а на другие вещи.

На следующее утро он в назначенное время отправился к проктору не без чувства некоторого стыда; однако оно улетучилось, когда он обнаружил, что там уже ожидают около дюжины студентов других колледжей, все по тому же самому делу. Когда подошла его очередь, его проводили в кабинет, где он встал возле двери и успел рассмотреть великого человека, пока тот сидел, делая заметки по поводу предыдущего случая. Осмотр его обнадёжил. Проктор оказался человеком лет тридцати, прямым и честным с виду, выглядел он как джентльмен, но был совсем не похож на дона, и его обращение вполне отвечало его внешности.

Проктор. Раскрашенная гравюра Джона Сэмюэла Эйгара (John Samuel Agar, 1770-1858) с рисунка Томаса Ювинза (Thomas Uwins, 1782-1857) из книги Рудольфа Аккерманна (Rudolph Ackermann, 1764 - 1834) «История Оксфордского университета» (History of the University of Oxford, 1812-16).

Иллюстрация с сайта Sanders of Oxford http://www.sandersofoxford.com/list?subj1=Oxford&subj2=Academic%20Dress&type=Print

- Мистер Браун из колледжа Св. Амвросия, я полагаю?

- Да, сэр.

- Вчера вечером я велел вам идти к себе в колледж; вы сразу же отправились домой?

- Нет, сэр.

- Как же так, мистер Браун?

Том не ответил, и проктор несколько секунд смотрел на него в упор, а затем повторил свой вопрос:

- Как же так?

- Видите ли, сэр, - сказал Том, - я не хочу сказать, что пошёл прямо в колледж, но я был бы там задолго до того, как вы прислали надзирателя, только я опять налетел на толпу, а потом услышал крик, что вы идёте. И вот… - он замолчал.

- Ну? – спросил проктор с мрачной усмешкой, проглядывавшей в углах рта.

- Ну и я побежал и заскочил в первое попавшееся заведение, которое было открыто, и сидел там до тех пор, пока на улицах не стало спокойно.

- В пивную, надо полагать.

- Да, сэр, в «Клушицы».

Проктор с минуту подумал и снова внимательно присмотрелся к внешнему виду и манерам Тома, которые, безусловно, были прямыми и честными, без тени наглости или угодливости.

- Давно вы в университете?

- Второй триместр, сэр.

- Насколько я помню, вас до этого ко мне не присылали?

- Нет, сэр.

- Я не могу закрыть на это глаза, поскольку вы сами признались в том, что совершили акт неповиновения. Вы должны будете написать 200 строк из Вергилия. А теперь, мистер Браун, позвольте мне дать вам совет впредь держаться подальше от сомнительных уличных склок. Доброго вам утра.

Том поспешил прочь, раздумывая о том, каково это будет – снова в наказание писать строчки из Вергилия, в его-то возрасте, но безмерно радуясь тому, что проктор не стал задавать вопросов о его спутнике. Что касается этого героя, то он, конечно же, очень веселился по поводу результата этого визита и воспользовался возможностью прочитать Тому лекцию о том, как ему следует вести себя в будущем, приводя себя в качестве живого примера выгод, сопутствующих человеку, который никогда не делает того, что ему сказано. Правда, убедительность его аргументации несколько подпортил декан, который в тот же день после обеда сумел изловить его во дворе. Уведя его с собой, он имел с ним беседу касательно разнообразных и систематических нарушений им дисциплины, указал на то, что если он будет лишён права обедать в холле ещё три дня, то ему не зачтётся этот триместр, а потом снял с него запрещение на обеды в холле и задал ему переписывать книгу Вергилия, и на две недели запретил покидать территорию колледжа после холла. Драйсдейл послал своего скаута заказать дополнительное задание точно так же, как заказал бы себе жилет, дал старому Копасу полсоверена, а затем выбросил из головы и дополнительное задание, и запрет покидать территорию колледжа. Он достиг больших успехов в науке умственной гимнастики, которая заключается в умении немедленно выбрасывать из головы всё хоть сколько-нибудь неприятное. Без сомнения, наука эта достойна того, чтобы ею заниматься, если вы стремитесь жить с комфортом. Однако добиться в ней сколько-нибудь значительных успехов становится всё труднее по мере того, как проходят годы, поэтому осваивать её следует в как можно более раннем возрасте.

Всю следующую неделю в колледже только и говорили, что об этой стычке городских с мантиями. Том, конечно, говорил об этом так же много, как всё его окружение, и поведал кое-кому из них о еретических взглядах капитана. Ему отказывались верить, потому что до сих пор никто ещё за целый триместр не слышал от него столько, сколько, по словам Тома, он говорил в тот вечер.

Поэтому было решено при первой же возможности взять его в оборот и как следует порасспросить, и, поскольку никто его не боялся, желающий заняться этим нашёлся без труда. Так что на следующей винной вечеринке лодочного кружка, едва лишь капитан вошёл, как на него напал хозяин:

- Джервис, Браун говорит, что ты не веришь в то, что джентльмен может отлупить хама, если только он не больше и не сильнее из них двоих.

Капитан, который терпеть не мог высказывать свои взгляды публично, пожал плечами, отхлебнул вино и попытался сменить тему. Но видя, что все они твёрдо решили заставить его высказаться, и будучи не из тех, кто при опасности прячет голову в песок, спокойно сказал:

- А я и не верю.

Несмотря на всё уважение, которое к нему испытывали, это не могло сойти ему с рук: тут же поднялась дюжина голосов, которые рассказали дюжину правдивейших историй, опровергающих его мнение. Он терпеливо слушал, а потом, увидев, что ему не отвертеться, сказал:

- Оставим в стороне драку. Возьмём что-нибудь другое; крикет, например. Профессиональные игроки, как правило, побеждают джентльменов, разве нет?

- Да, но это же профессионалы.

- И не так уж часто попадается университетская команда, которая может обогнать лодочников?

- Опять-таки, это профессионалы.

- Я также считаю, что самые лучшие теннисисты – это маркеры, верно? – упрямо гнул своё капитан, - и, как правило, егеря и охотники стреляют и ездят верхом лучше своих хозяев, согласны?

- Так нечестно. Все примеры, которые ты приводишь, - это люди, у которых нет других занятий, они зарабатывают на жизнь тем, чем джентльмены занимаются только ради удовольствия.

- Я только говорю, что хамы, как вы их называете, умудряются, так или иначе, делать это лучше, - сказал капитан.

- А как насчёт армии и флота? Офицеры ведь всегда впереди.

- Ну, там они, по крайней мере, все профессионалы, - сказал капитан. – Я признаю, что офицеры впереди, но солдаты ведь следуют за ними. К тому же в опасном деле на одного офицера приходится пятьдесят солдат.

- Но их же нужно вести. Если офицер не будет вести их, они не пойдут.

- Я знаю, что вести – это дело офицеров, и они его делают. Но знатоки вопроса не считают, что солдаты так уж сильно нуждаются в том, чтобы их вели. Почитайте Непера*: лучший рассказ в этой книге – о сержанте, который погиб, спасая жизнь своего офицера, совсем ещё мальчика – твоего тёзки, Браун – при Коа**.

* Непер (Sir William Francis Patrick Napier, 1785 - 1860) – британский генерал и военный историк, автор «Истории войны на Пиренейском полуострове» (History of the War in the Peninsula), посвящённой войне на Пиренейском полуострове (1808 – 1814 гг.) в ходе наполеоновских войн, участником которой он являлся.

** Коа (Coa) – битва при Коа была второстепенным сражением войны на Пиренейском полуострове, которое произошло 24 июля 1810 г. в долине реки Коа и завершилось победой французов.

- Вот уж никогда бы не подумал, что ты будешь хаять джентльменов.

- Я не хаю джентльменов, - сказал капитан, - я только говорю, что плоть, кровь и мозги джентльмена точно такие же и нисколько не лучше, чем у не-джентльмена. По части учёбы все преимущества на стороне джентльменов, отсюда и все их достижения; было бы странно, если бы они не делали бóльшую часть вещей лучше, чем бедняки. Но дайте им возможность учиться, и скоро они начнут наступать вам на пятки. Вот и всё, что я говорю.

И это действительно было всё, что сказал капитан, и снова впал в своё обычное добродушно-немногословное состояние, из которого его не смогли вывести все горячие речи присутствующих, которые, вполне естественно, стали отстаивать честь своего класса и до конца вечеринки вновь убедили себя в своём естественном классовом превосходстве.

Это и было слабым местом капитана, если слабые места были у него вообще. Сам он был человеком твёрдых убеждений, и одно из самых твёрдых заключалось в том, что человек может научиться чему-либо только из своего собственного опыта; поэтому он никогда или же очень редко пользовался своим личным влиянием, а просто молча шёл своим путём, предоставляя другим идти своими. Ещё одно его убеждение заключалось в том, что на свете не существует ни людей, ни вещей настолько плохих, чтобы их невозможно было терпеть; поступая в соответствии с этим убеждением, капитан порой допускал недопустимое.

С учётом этого читатель легко может представить себе, каков был результат, когда на следующий же день после отъезда Миллера команда обратилась к нему со своей просьбой. Он просто сказал, что план тренировок, который они предлагают, недостаточен, и что сам он будет дважды в неделю грести до Абингдона с теми, кто захочет. С этого времени многие начали сачковать, и сердце Диогена обливалось кровью, потому что день за днём команду приходилось дополнять из второго состава или лодочниками. Драйсдейл взял за правило ехать верхом до Сэнфорда, встречать там лодку, когда она шла вверх, и грести до Оксфорда, а его грум в это время ехал верхом на его лошади к мосту Фолли и встречал его там. Тогда он снова садился верхом и отправлялся в Буллингдонский клуб*, или в Айзис, или в Квентин**, или ещё на какое-нибудь сборище, плохо совместимое с серьёзными тренировками. Блейк часто отсутствовал по три раза в неделю, а другие по разу или по два.

* Буллингдонский клуб (Bullingdon Club) – скандально известный эксклюзивный оксфордский студенческий клуб. История клуба насчитывает более 200 лет. Первоначально это, по-видимому, был спортивный клуб с акцентом на охоту и крикет. Позднее акцент сместился в сторону совместных обедов, которые, как правило, сопровождаются дебошами с нанесением значительного материального ущерба. Так, например, 12 мая 1894 г. и 20 февраля 1927 г. после своих обедов члены Буллингдонского клуба перебили 468 окон во дворе Пекуотер колледжа Крайст Чёрч (на иллюстрации к главе 8 можно увидеть, как выглядит Пекуотер с невыбитыми окнами). Администрация университета неоднократно пыталась бороться с этим клубом, то приостанавливая его деятельность, то запрещая его членам устраивать обеды в радиусе 15 миль от Оксфорда. Тем не менее, клуб существует и по сей день. Членом этого клуба можно стать только по специальному приглашению, для этого нужно принадлежать либо к родовой аристократии, либо к аристократии денежной. Известно, что из русских членом Буллингдонского клуба был князь Феликс Юсупов – тот самый, что убил Распутина. Члены клуба являются на ежегодный клубный обед в особой клубной форме. По данным Википедии, 1 комплект такой формы в 2007 году стоил около 3000 фунтов стерлингов. Кроме того, нужно оплачивать расходы на обеды и за нанесённый ущерб, так что позволить себе членство в этом клубе действительно могут только очень богатые люди. Известный британский писатель Ивлин Во (Evelyn Waugh) сатирически описал Буллингдонский клуб в своём романе «Упадок и разрушение» (Decline and Fall, 1928) под названием Боллинджеровского клуба (Bollinger Club).

** Айзис (the Isis), Квентин (Quentin) – по-видимому, такие клубы существовали в Оксфорде в описываемое время, хотя никаких конкретных сведений о них найти не удалось. Однако можно с уверенностью сказать, что Айзис имел какое-то отношение к гребле, хотя, возможно, связь была столь же отдалённой, как между Буллингдонским клубом и крикетом. Айзис (the Isis) - это историческое название участка Темзы от шлюза Иффли до моста Фолли, и именно на этом участке проходят оксфордские лодочные гонки.

Мост Фолли. Современная фотография. Иллюстрация из Википедии http://en.wikipedia.org/wiki/Folly_Bridge

Раздумывая об этом, Том пришёл к пониманию различия между двумя своими героями; то, что во многих отношениях они сильно похожи, он видел с самого начала. Они были похожи правдивостью, храбростью, физической силой и в значительной мере взглядами. Но Джервис ни о чём не беспокоился и предоставлял всему идти своим чередом, будучи уверен, что мир и без него не так уж сильно собьётся с пути или сумеет позаботиться о себе сам. Харди, с другой стороны, готов был изводить себя из-за чего угодно, что казалось ему неправильным в нём самом или в том, что его окружало, - в колледже, в Оксфорде, в Англии, на другом конце земли, - и никогда не упускал возможности попытаться что-нибудь исправить то тут, то там. Требовательный к себе, стойкий человек, истребитель драконов по натуре, жить рядом с которым было невозможно без неприятного сознания того, что и у вас тоже есть свои драконы, которых нужно истреблять.

Даже если отбросить в сторону разницу в их общественном положении, неудивительно, что популярность одного из них постоянно росла, а другой всё больше и больше оказывался предоставленным самому себе. Мне думается, что и в Оксфорде, и в любом другом месте немного найдётся людей, которых раздражают живущие смело и праведно, пока они не трогают их самих; но ещё меньше найдётся тех, кому нравится постоянно сталкиваться с человеком, который, не удовлетворяясь тем, что сам так живёт, ещё и обнажает перед ними их собственное малодушие, леность и низость. Последний, без сомнения, внушает более глубокие чувства и оказывает более сильное влияние на тех, на кого вообще его оказывает, но таких мало. Ведь люди не могут сопротивляться сильному давлению, если у них нет твёрдой точки опоры вне их самих, и нам трудно чувствовать благодарность или быть справедливыми по отношению к тем, кто снова и снова показывает нам, что наша опора – всего лишь зыбучий песок.

Контраст между Джервисом и Харди с каждым днём всё больше и больше привлекал к себе внимание нашего героя.

С вечера стычки между городскими и мантиями члены команды стали завсегдатаями пивной «Клушицы», куда Том с Драйсдейлом привели их на следующий же день. Заходить туда по дороге с реки оказалось для Тома недостаточно, и редко выдавался вечер, в который он не выкроил бы время, чтобы заскочить туда и посидеть часок.

Когда человеку очень чего-нибудь хочется, то чтобы сделать это, обычно легко находится достаточный повод или, во всяком случае, предлог; поэтому, как только в душе у Тома зарождались какие-нибудь сомнения, он подавлял их соображением, что время, которое он проводит в «Клушицах», в противном случае было бы посвящено винным вечеринкам и бильярду; ему было нетрудно убедить себя, что из этих двух его нынешнее времяпрепровождение является более здоровым. Однако он не мог успокоиться до тех пор, пока не рассказал об этой перемене в своей жизни Харди. Сделать это оказалось намного труднее, чем он ожидал. Но после пары фальстартов ему удалось выдавить, что он нашёл тихую маленькую пивную по дороге к реке с лучшим элем в Оксфорде, что содержит её образцовая вдова с помощью доверенного конюха, весьма колоритного персонажа, и что он почти каждый вечер проводит там около часа. Не составит ли как-нибудь Харди ему компанию?

Нет, у Харди нет на это времени.

Услышав этот ответ, Том почувствовал облегчение, но, тем не менее, продолжал расписывать превосходное качество эля, используя его в качестве приманки.

- Не думаю, чтобы он был и вполовину так хорош, как пиво у нас в колледже, зато могу поклясться, что он вполовину дороже.

- Всего на пенни за пинту, - сказал Том, - это вас не разорит. Вся команда туда ходит.

- На месте капитана, - сказал Харди, - я не позволял бы вам шляться по ночам после винных вечеринок и пить эль. Он знает об этом?

- Да, и часто сам туда заходит по дороге с реки, - сказал Том.

- И по вечерам тоже? – спросил Харди.

- Нет, - сказал Том, - но я не хожу туда после винных вечеринок, я вот уже дней десять ни на одной не был, по крайней мере, дольше пяти минут.

- Что ж, хороший эль – это лучше, чем оксфордское вино, - сказал Харди, - если уж вам необходимо что-то пить, - и больше эта тема не затрагивалась.

И Том ушёл с уверенностью, что Харди не осуждает эту его новую привычку. Конечно, ему пришло на ум, что в своём перечне прелестей «Клушиц» он ни словом не обмолвился о существовании хорошенькой барменши, но он приписал это простой случайности; эту оплошность он исправит в следующем разговоре. Но этот разговор так и не состоялся, эту тему они больше не обсуждали. По правде говоря, визиты Тома в комнаты его друга по вечерам стали короче и реже, поскольку «Клушицы» отнимали у него всё больше и больше времени. Он оправдывался перед собой тем, что Харди, должно быть, рад, что у него остаётся больше времени, что теперь, когда экзамены на получение степени так близко, он только досаждал бы ему своими ежевечерними посещениями; что он наверняка отпугивает Грея, который сейчас куда больше полезен Харди, чем он сам. Эти и множество других столь же убедительных причин приходили ему в голову, как только совесть начинала мучить его за это небрежение, как то бывало нередко. Но ему всегда удавалось каким-то образом успокоить себя, не признавая того реального факта, что эти посещения перестали быть для него тем, чем были раньше; что между ним и единственным другом, у которого хватило бы честности и мужества сказать ему правду о его новом времяпрепровождении, возникла пропасть, и она расширяется день ото дня. А Харди тем временем болезненно переживал эту перемену в своём друге, которую он заметил достаточно быстро, и часто со вздохом задумывался о ней, в одиночестве сидя за чаем. Он приписывал это тому, что с ним скучно, что такой общительный человек, как Том, наверняка успел завести множество новых друзей, и что это, конечно же, отнимает у него всё больше и больше времени; и, если иногда он чувствовал уколы ревности, то решительно подавлял их и старался ни о ком не думать плохо, а уж если думать, то только о себе.

Криббедж* – игра в высшей степени почтенная и добродетельная, и всё же едва ли кто-нибудь может подумать, что она сама по себе обладает достаточной притягательной силой, чтобы удержать у доски молодого джентльмена лет двадцати от роду и заставить его вечер за вечером заниматься мудрёными вычислениями вроде «пятнадцать – два, пятнадцать - четыре, два за валета и ещё одно за валета». Старая леди из «Клушиц» ничего так не любила, как игру в криббедж по вечерам, и доска всегда лежала наготове возле её локтя на маленьком столике в уютном баре и была верным путём к её расположению. Том как-то вдруг стал ярым поклонником криббеджа и всегда задерживался позже своих товарищей, чтобы сыграть в эту тихую игру, приятно поболтать со старой леди, пока она тасовала засаленную колоду, яростно сражаться за ежевечернюю ставку в размере шестипенсовика, который ему обычно удавалось проиграть, и шутливо пререкаться с нею по поводу последних очков в игре, которые решали, куда отправятся два шестипенсовика (загодя выложенные на подносик под табакеркой возле доски) – к ней в сумочку или к нему в жилетный карман, пока она, наконец, не снимала очки, чтобы протереть их, и не откидывалась назад в кресле в приятном изнеможении.

* криббедж – карточная игра с колодой в 52 карты, популярная в Великобритании и США. Цель игры — раньше соперника набрать 121 очко (в некоторых разновидностях игры 61 очко или 151 очко), составляя различные комбинации с помощью своих карт и карт соперника. Наибольшее отличие от других карточных игр заключается в том, что для подсчёта очков используется специальная доска с отверстиями и колышками.

Доска для криббеджа. Иллюстрация из Википедии http://en.wikipedia.org/wiki/Cribbage

Сторонний наблюдатель мог бы счесть, что у него странный вкус, тем более что в той же самой комнате можно было найти себе куда более приятное занятие. Потому что маленькая гибкая фигурка мисс Пэтти с её овальным личиком, весёлыми глазками, блестящими каштановыми волосами и изящным чепчиком с новыми синими лентами оттенка колледжа Св. Амвросия* порхала во время игры то из бара, то в бар, то и дело наклоняясь через плечо старой леди, чтобы заглянуть в её карты и обменяться с ней понимающими взглядами. Однако о вкусах не спорят, и, к счастью, одни любят арбуз, а другие свиной хрящик. Возможно также, что мисс Пэтти не чувствовала себя покинутой или не нуждалась в знаках внимания. Может быть, она даже отдавала себе отчёт в том, что малейшее её слово или движение не проходило незамеченным, даже когда игра была в самом разгаре. Во всяком случае, было ясно, что с Томом они находятся в наилучших отношениях, хотя в любом мелком споре она энергично принимала сторону своей тётки и часто приходила к ней на помощь в конце игры, возвращая шестипенсовики, захваченные его преступной рукой в тот самый момент, когда старая леди протягивала руку и произносила «игра окончена». Каждому известно, что размер и сила – вещи разные, а не то оставалось бы только удивляться, что её маленькие ручки так уверенно один за другим разгибали его пальцы, хотя он, казалось, делал всё возможное, чтобы они не разжались. Но ведь, в конце концов, если он действительно считал, что эти деньги по праву принадлежат ему, то всегда мог бы успеть сразу же положить их себе в карман, вместо того чтобы держать кулак с зажатыми в нём деньгами на столе и спорить до тех пор, пока она не являлась на помощь своей тётке.

* цвета колледжа Св. Амвросия – каждый колледж Оксфордского университета имеет свой традиционный цвет или несколько цветов, которые его символизируют. Этот цвет или цвета используются для разнообразной колледжной символики – галстуков, шарфов, кепок и т.д. Эта традиция широко распространена в англоязычном мире, собственные цвета имеют не только колледжи и университеты, но и некоторые школы.