© Юлия Глек, перевод и примечания, 2010.

 

Томас Хьюз

Thomas Hughes

 

ТОМ БРАУН В ОКСФОРДЕ

TOM BROWN AT OXFORD

 

Продолжение романа "Школьные годы Тома Брауна"

 

Перевод и примечания Юлии Глек

оригинал на Project Gutenberg http://www.gutenberg.org/etext/26851

 

Глава 10

Летний триместр

 

Главная

 

Много ли моментов в жизни может сравниться с началом нашего второго триместра в университете? Трудно даже представить себе, чего ещё может пожелать человек в этот период своей жизни в том, что касается внешних обстоятельств, если вдруг в его комнатах появится крёстная-фея и предложит ему исполнение трёх традиционных желаний. Моряк, который попросил «весь грог в мире» и «весь табачок в мире», не нашёл ничего лучшего, как попросить в третий раз «ещё немножко табачку»; но, во всяком случае, его первые два желания действительно основывались на том, что он считал важнейшими потребностями; ему действительно больше всего не хватало грога и табака. Положение, в котором оказался бы этот Джек, если бы отправился в путешествие в полной уверенности, что о выполнении его самых смелых чаяний относительно алкоголя и наркотиков уже позаботились и в качестве желаний это рассматриваться не может, представляет собой единственную точную параллель с тем случаем, о котором идёт речь. Во втором семестре мы уже больше не новички и начинаем чувствовать себя как дома, в то время как и экзамены «смоллз», и экзамены «грейтс»* всё ещё достаточно далеко, так что их можно полностью игнорировать, если мы к этому склонны, или же с уверенностью смотреть в будущее, чувствуя, что игра в наших руках, если мы серьёзно относимся к занятиям. Наше финансовое положение – если только мы не проявили исключительную изобретательность, запутывая свои дела – такое, какого только можно пожелать; мы получаем достаточное содержание, которое ежеквартально выплачивается университетским банкирам без забот и хлопот с нашей стороны, а наш кредит находится в зените. Мы считаем своим долгом отплатить за гостеприимство, проявленное по отношению к нам, когда мы были новичками, и на наши первые вечеринки наверняка придут все приглашённые, чтобы посмотреть, как мы с этим справимся, а если мы не сумеем сохранить своих гостей на будущее, то это будет только наша собственная вина. Мы ещё не успели в сколько-нибудь значительной степени испортить себе репутацию в глазах руководства своего колледжа или университета. Едва ли наше настроение и пищеварение когда-нибудь будут лучше. Эти и ещё множество других удобств и преимуществ со всех сторон окружают счастливого  юношу, который возвращается в Оксфорд после своих первых каникул; а в случае нашего героя счастливого втройне, потому что он возвращается к Пасхальному триместру; ведь Пасхальный триместр с его четырьмя выходными и маленьким Троицыным триместром в конце – лучшая пора года в Оксфорде. В эту пору даже в нашем суровом северном климате солнышко набирает силу, дни удлиняются, на утреннюю службу в часовне необязательно надевать пальто, а невзгоды в виде окоченевших рук и дрожи от холода уже больше не сопровождают каждое катание на лодке или верхом. Высокие вязы на лугу Крайст Чёрч и в садах колледжей наполнены звонким пением птиц. Вы почти слышите, как растёт густая трава, а почки на деревьях и кустах у вас на глазах меняют цвет с коричневого, красного или пурпурного на изумрудно-зелёный; старый славный город прихорашивается и наполняется смехом и песнями. Через несколько недель начнутся гребные гонки, и Каули Марш** наполнится белыми палатками и весёлыми игроками в крикет. На тропе над «Кишкой» чуткое ухо сможет одновременно наслаждаться сразу тремя сладостными звуками: ударами вёсел гребной восьмёрки, треском выстрелов в «Плотине» и стуком бит на крикетной площадке Модлин-колледжа. А там не за горами и День Поминовения***, когда сюда роями слетаются прекрасные посетительницы; и предвкушение поездок в Вудсток**** и Ньюнхем летним днём; и тихие долгие вечера с окнами, распахнутыми в  старинные дворы, через которые доносится серебристый смех и обрывки музыки, не созданной никем из людей, а старые галки-холостяки, склонив головы набок, озадаченно прислушиваются, глядя вниз с зубчатых стен. Венцом всему этому служат длинные каникулы, которые начинаются с поездки на регату Хенли или в Лондон - посмотреть матч с Кембриджем на площадке Лорда***** и вкусить других наслаждений этого времени года, перед тем как отправиться в какое-нибудь приятное путешествие или снова окунуться в тихие радости английской сельской жизни! Право же, молодые англичане, посещающие наши университеты, попадают в очень приятные места. Страна имеет право многого ожидать от тех, кому она предоставляет возможность вести такую жизнь в те годы, когда наслаждения особенно сильны.

Предисловие переводчика

 

Том Браун в Оксфорде

 

Введение

Глава 1

Колледж Св. Амвросия

Глава 2

На реке

Глава 3

Завтрак у Драйсдейла

Глава 4

Лодочный клуб колледжа Св. Амвросия, его руководство и бюджет

Глава 5

Служитель Харди

Глава 6

Как Драйсдейл и Блейк отправились на рыбалку

Глава 7

Взрыв

Глава 8

История Харди

Глава 9

Искушение Брауна

Глава 10

Летний триместр

Глава 11

Мускулистое христианство

Глава 12

Взгляды капитана

Глава 13

Первое столкновение

Глава 14

Замена в команде и что из этого вышло

Глава 15

Буря собирается и разражается

Глава 16

Буря бушует

Глава 17

На новом месте

Глава 18

Деревня Инглборн

Глава 19

Предвестие лучшей погоды

Глава 20

Примирение

Глава 21

Колледж Св. Амвросия принимает у себя капитана Харди

Глава 22

Отъезды ожидавшиеся и неожиданные

Глава 23

Инглборнский констебль

Глава 24

Экзамены "скулз"

Глава 25

День Поминовения

Глава 26

Прогулка на лугу Крайст Чёрч

Глава 27

Нотация, прочитанная львице

Глава 28

Окончание первого курса

Глава 29

Переписка на каникулах

Глава 30

Праздник в Бартон-Мэнор

Глава 31

За сценой

Глава 32

Кризис

Глава 33

Браун Patronus

Глава 34

Mηδέν ΰγαν

Глава 35

Второй курс

Глава 36

На берегу реки

Глава 37

В ночном карауле

Глава 38

Мэри в Мэйфере

Глава 39

Ночной караул и что из этого вышло

Глава 40

Погоня

Глава 41

Суждения и затруднения лейтенанта

Глава 42

Третий курс

Глава 43

Послеобеденные посетители

Глава 44

И снова письма

Глава 45

Магистерский триместр

Глава 46

Из Индии в Инглборн

Глава 47

Свадьба

Глава 48

Начало конца

Глава 49

Конец

Глава 50

Эпилог

Список примечаний

Оксфорд, план города, 1850 г.

 

* экзамены «смоллз» и экзамены «грейтс» - первый экзамен на степень бакалавра, который сдавался примерно в середине университетского курса и служил допуском для второго, на студенческом сленге назывался «смоллз» (smalls, он же little-go), буквально «малый экзамен». Второй и последний сдавался по окончании университетского курса и назывался «грейтс» (greats) (буквально – «большой экзамен»), он же «скулз» (schools). После его сдачи присваивалась учёная степень бакалавра.

** Каули Марш (Cowley Marsh) – местность в Оксфорде, где расположена крикетная площадка Модлин-колледжа (Magdalen College), а также парк.

*** День Поминовения (Commemoration) – ежегодная церемония в честь благодетелей университета, которая проходит в июне.

**** Вудсток (Woodstock) – городок в 13 км к северо-западу от Оксфорда, популярное место для пикников. Известен благодаря расположенному на его окраине дворцу Бленхейм (Blenheim Palace).

***** Площадка Лорда (Lords Cricket Ground) – крикетное поле в Лондоне, принадлежащее Мэрилбонскому крикетному клубу (Marylebone Cricket Club). Названо в честь своего основателя Томаса Лорда. Существует и поныне.

 

 

Дворец Бленхейм в Вудстоке. Гравюра Ф.О. Морриса (F.O. Morris) 1880 г. Иллюстрация из Википедии http://en.wikipedia.org/wiki/Blenheim_Palace

 

 

Ньюнхемское пастбище.

 Эдвард Лир (Edward Lear), 1860 г.  Холст, масло.

Иллюстрация из Википедии http://en.wikipedia.org/wiki/Nuneham_Courtenay

Том, конечно же, не остался равнодушен к преимуществам своего положения и был готов без колебаний ими воспользоваться. К тому же он был особенно доволен собой, потому что, из уважения к совету Харди, уезжая на пасхальные каникулы, взял с собой книги, заявленные им для первого экзамена*, и прочитал их дома, посвящая час или два этому похвальному занятию почти ежедневно. Поэтому по возвращении он чувствовал себя вправе немного расслабиться. Он привёз с собой две большие корзины хорошего вина – подарок отца, который не мог без содрогания подумать о том, что его сын будет угощать своих друзей той «огненной водой», которую обычно продают студентам. Том обнаружил, что понятия отца о масштабах потребления алкоголя в университете нелепы до крайности. Сквайр сказал, что в своё время к нему на его первую винную вечеринку пришло одиннадцать человек, и он открыл для них девятнадцать бутылок портвейна. Он был очень рад услышать, что университетские нравы настолько изменились к лучшему; и, поскольку Тому не понадобится так много вина, он сможет дать ему вино из старого запаса. Таким образом, портвейн, который Том осторожно поставил к себе в погреб в первый же час после своего возвращения, был более чем двадцатилетней выдержки, и он с чувством глубокого удовлетворения думал о том, какое приятное впечатление это произведёт на Джервиса и Миллера и ещё одного-двух знатоков, которые понимали толк в вине и формировали общественное мнение на этот счёт, а также о том весе в обществе, который он скоро приобретёт благодаря репутации человека, угощающего хорошим вином.

 

* книги, заявленные для первого экзамена – для экзамена «смоллз» студент должен был сам выбрать книгу латинского и книгу греческого автора, по которым его должны были экзаменовать. Помимо этого, в программу экзамена входил материал, обязательный для всех экзаменующихся.

 

Идея принимать у себя гостей, быть гостеприимным, кажется привлекательной большинству молодых людей, но сам акт гостеприимства скоро приедается всем, кроме некоторых странно устроенных индивидуумов. Для них гостеприимство становится сначала страстью, а потом религией -  религией, практическое воплощение которой, в случае некоторых её адептов, сильно напоминает намёки на этот счёт, разбросанные по всему Новому завету. Большинство из нас, проводив гостей, чувствует особое удовлетворение, напоминающее удовлетворение от оплаченного счёта: они своё получили и теперь в течение долгого времени не могут ни на что рассчитывать. Но такие мысли никогда не приходят в голову истинно гостеприимному человеку. Даже если он в течение многих лет стеснён в средствах, это не мешает ему держать двери своего дома открытыми для всех, кому вздумается прийти, и ставить на стол всё лучшее, что у него есть. Ему и в голову не придёт поступить иначе, даже если всё, на что он способен – это свежий портер с ближайшей конюшни*. Он не спрашивает себя: «Следует ли пригласить А или Б? Обязан ли я ему чем-нибудь?» Вместо этого он спрашивает: «Захочет ли А или Б прийти?»  И истинное удовольствие я получаю в домах именно таких людей, хотя там вам никогда не подадут чего-нибудь особенно изысканного (как может поставить на стол старое вино человек, который каждый день ставит на него самое старое, что у него есть?), а зачастую за столом и тесно, и мало порядка. Высокое искусство гастрономии и возведённое в ранг научной дисциплины умение пить, столь высоко ценимые в нашем высоко цивилизованном обществе, таким хозяином полностью игнорируются, они для него просто непостижимы. Они культивируются совсем другими людьми – теми, в ком мало истинного гостеприимства, и, случись нам попасть за их стол, мы встаём оттуда хотя и с чувством удовлетворения и насыщения, но насыщения главным образом физического, а не насыщения сердца, которое мы испытываем, глядя на старания по-настоящему гостеприимного человека. Поэтому мы вынуждены заметить, что незримое, духовное начало придаёт ценность и значение даже таким повседневным вещам, как обеды; и заодно с царём Соломоном я предпочту в высшей степени трогательный diner Russe**, «блюдо зелени, и при нём любовь»***, хотя, как я полагаю, ни мы, ни Соломон ничего не имели бы против хорошо приправленных котлет к нашему салату, если бы они оказались в меню.

 

* свежий портер с ближайшей конюшни – интересная бытовая деталь: домашним пивоварением в Англии тех лет действительно занимались на конюшне.

** diner Russe (фр.) – обед по-русски. По-видимому, здесь имеется в виду сервировка по-русски (service à la russe), впервые ведённая в употребление на Западе князем Александром Борисовичем Куракиным (1752 – 1818), который в 1808 – 1812 гг. был русским посланником в Париже. При этой сервировке блюда разделываются на порции на кухне и подаются на стол последовательно. Сервировка по-русски пришла на смену сервировке по-французски (service à la française), которая уходит своими корнями в средневековые пиры феодальных сеньоров. При этой сервировке все блюда подаются на стол сразу и делятся на порции уже на месте, что требует большого количества прислуги. Сервировка по-русски, менее помпезная, зато гораздо более практичная, стала распространяться сначала во Франции, а затем и в Англии, и к концу девятнадцатого века вошла в этих странах в повсеместное употребление.

*** Ветхий Завет, Книга Притчей Соломоновых, 15:17, Синодальный перевод.

 

Едва ли нужно объяснять читателям, что одной из первых вещей, которую сделал Том после того, как позаботился о своём багаже и распаковал вино, был визит в комнаты Харди, где он обнаружил своего друга, как всегда, погружённого в книги, а вокруг громоздились потрёпанные атласы и словари всех видов и сортов в ещё большем количестве, чем прежде. После первых сердечных приветствий Том с удовольствием занял своё обычное место.

- Давно приехали, старина? – начал он. – У вас такой вид, будто вы никуда и не уезжали.

- Я съездил домой всего на неделю. Ну, а вы что поделывали на каникулах?

- Да так, ничего особенного. Помимо прочего, я одолел почти всё, что нужно для первого экзамена.

- Браво! Вы увидите, это окажется очень кстати. Я и не думал, что вы с такой лёгкостью возьмётесь за учёбу.

- Как спурт это даже приятно, - сказал Том. – Но я никогда не смогу день за днём заниматься этой жуткой зубрёжкой так, как вы. А что это вы сделали со своими стенами?

Том недаром задал этот вопрос, потому что углы комнаты Харди были покрыты листами бумаги разных размеров, приклеенными к стенам группами. На линии зрения, примерно на высоте четырёх-шести футов от пола, едва ли оставался виден хотя бы дюйм обоев, и от каждой центральной группы отходили вверх, вниз и в стороны, почти достигая пола, потолка, камина и книжного шкафа, полосы и пятна из листов бумаги.

- А вам не кажется, что по сравнению со старыми обоями это шаг вперёд? – спросил Харди. – Я съеду отсюда в следующем семестре, и пусть это послужит намёком, что колледжу пора уже позаботиться об оклейке стен. Я бы спросил вас, как вам это с точки зрения художественного вкуса, но вы ведь не можете считаться экспертом по таким вопросам.

- Да ведь это просто карты и листы с именами и датами, - сказал Том, вставая, чтобы рассмотреть эти украшения. – А для чего, скажите на милость, все эти странные булавки? – продолжал он, вытаскивая из ближайшей карты толстую булавку с большой головкой из красного сургуча.

- Эй! Осторожней, что это вы делаете? – закричал Харди, вставая и поспешно идя в тот угол. – Эти булавки – знаменитые государственные деятели и воины Древней Греции и Рима, непочтительный вы тип!

- Ах, прошу прощения, я не знал, что нахожусь в такой высокой компании, - сказал Том и воткнул булавку с красной головкой обратно в стену.

- Ну вот, полюбуйтесь, - сказал Харди, вытаскивая булавку снова. – Хорошенькие дела бы тут начались под вашим руководством. Эта булавка – Брасид*, а вы забрали его из Навпакта**, где он наблюдал за одиннадцатью афинскими галерами, стоящими на якоре под храмом Аполлона, и воткнули прямо посреди Пникса***, где его немедленно разорвала бы в клочки безжалостная разъярённая толпа. И вы ещё называете себя тори! Впрочем, с тори всегда так – они расчётливые, жестокие и завистливые. Используйте своих лидеров, а потом бросайте их – вот золотое правило аристократии.

 

* Брасид (? - 422 г. до н.э.) - выдающийся спартанский полководец, участник Пелопоннесской войны; погиб в 422 г. до н.э. в битве при Амфиполе.

** Навпакт – город в Греции на северном берегу Коринфского залива. В 429 г. до н. э. состоялось морское сражение при Навпакте между флотами Афин и Пелопоннесского союза в ходе Пелопоннесской войны. Битва закончилась победой афинского флота. В этом бою Брасид был помощником Кнема, который командовал спартанским флотом.

*** Пникс – холм в Афинах, менее чем в километре западнее Акрополя, на котором, начиная с 507 г до н.э. проводились народные собрания афинян.

 

- К чёрту Брасида, - сказал Том, смеясь, - можете воткнуть его обратно в Навпакт. А где здесь Клеон*? Дайте мне этого негодяя, я засуну его куда-нибудь ещё похуже.

 

* Клеон (ум. 422 до н.э.) — афинский политический деятель, предводитель партии радикальных демократов («демагог»), стратег в период Пелопоннесской войны; владелец кожевенной мастерской; неоднократно высмеивался в комедиях Аристофана. Ненавидел аристократию и Спарту. В основном из-за него в 425 г. до н. э. была упущена возможность заключить почётный мир. В своей ненависти к Спарте он вводил народ в заблуждение, преувеличивая ресурсы Афин, и дразнил его будущими выгодами. Погиб в битве при Амфиполе, как и Брасид.

 

- Вот он, с жёлтой головкой. Оставьте его в покое, говорю вам, а то всё безнадёжно перепутается, пока Грей придёт заниматься. Мы дошли ещё только до третьего года войны.

- Очень мне нравятся ваши шуточки насчёт того, что тори приносят в жертву своих выдающихся деятелей, - сказал Том, засовывая руки в карманы подальше от искушения. – А что вы скажете насчёт вашей драгоценной демократии, старина? Который здесь Сократ*?

 

* Сократ (469 г. до н. э. — 399 г. до н. э. ) - древнегреческий философ, учение которого знаменует поворот в философии — от рассмотрения природы и мира к рассмотрению человека. После поражения Афин в многолетней Пелопоннесской войне в 404–403 гг. в городе была установлена жестокая спартанская «тирания тридцати», во главе которой встал Критий, бывший слушатель Сократа. Хотя Сократ никак не сотрудничал со спартанской властью во время тирании, после свержения диктатуры афиняне привлекли его к суду по обвинению в расшатывании устоев государства, стараясь таким образом найти причину явного упадка демократии и ослабления Афин. Как свободный афинский гражданин, Сократ не был подвергнут казни, а сам принял яд по приговору суда.

 

- Вот он, милый старичок, вот эта булавка с большой серой головкой, - видите, прямо посреди Афин. Я очень горжусь своими Афинами. Вот Пирей и Длинные стены*, а вот холм Ареса**. Правда, прямо как на картинке?

 

* Пирей и Длинные стены – порт Пирей находится примерно в 10 км от центра Афин. Длинные стены – это фортификационные сооружения, защищавшие дорогу из Пирея в Афины с обеих сторон на всём её протяжении. Были возведены при Перикле (V в. до н.э.).

** холм Ареса (Ареопаг) – холм в Афинах к северо-западу от Акрополя, на котором собирался высший судебный и контролирующий орган древних Афин, который по названию холма также назывался Ареопагом.

 

- Пожалуй, это лучше, чем на большинстве карт, - сказал Том. – Но вам не удастся так легко уйти от ответа. Я хочу знать, убила ваша любимая демократия Сократа или нет.

- Я не обязан защищать демократии. Но вы только гляньте на мои булавки. Возможно, это во мне говорит родительское чувство, но я утверждаю, что, по-моему, они обладают характером в зависимости от материала. Я уверен, что вы угадаете, кто есть кто, если только хорошенько присмотритесь к цвету и форме сургуча. Вот это, например, кто такой?

- Алкивиад*, - с сомнением ответил Том.

 

* Алкивиад (450 до н. э. — 404 до н. э.) — древнегреческий афинский государственный деятель, оратор и полководец. Уже в юношеском возрасте вместе с благородными чертами характера и исключительными способностями у него проявлялись себялюбие, легкомыслие, дерзость, высокомерие и страстное стремление быть повсюду первым. В 415 г. до н. э. во время Пелопоннесской войны организовал и возглавил экспедицию для завоевания Сицилии, но перешёл на сторону Спарты после того, как его привлекли к суду по обвинению в святотатстве. Затем бежал в Персию. В связи с военными неудачами Афин был возвращён на родину и поставлен во главе афинского флота, но после первого же поражения опять бежал в Малую Азию. Был убит в результате своих многочисленных интриг.

 

- Алкивиад! – воскликнул Харди, - вы же только что из Рагби, и так плохо знаете Фукидида*? Алкивиад вот – эта маленькая пурпурная фатоватая булавка рядом с Сократом. А эта, цвета ржавчины, -  старый почтенный консерватор Никий**.

 

* Фукидид (даты рождения и смерти неизвестны) – великий древнегреческий историк. Написал «Историю Пелопоннесской войны», современником и очевидцем которой был.

** Никий (около 470 до н. э. — 413 до н. э.) – афинский государственный деятель и военачальник. Во время Пелопоннесской войны был убеждённым сторонником мира со Спартой. Его усилия по прекращению военных действий привели к заключению в 421 г. до н. э. Никиева мира, который, однако, оказался непрочным. Главными чертами характера Никия были нерешительность и медлительность, поэтому он мало подходил для роли военачальника, однако обстоятельства складывались так, что он вынужден был воевать. В 415 г. до н. э. возглавил военную экспедицию афинян на Сицилию, в успех которой не верил. Экспедиция закончилась крахом, Никий был взят в плен и казнён.

 

- Да, но вы сделали Алкивиада чуть ли не самым маленьким из всех, - сказал Том.

- Таким он, по-моему, и был, - сказал Харди. – Наглый молодой негодяй, которого я хотел бы купить за свою цену, а продать за ту, которую он сам себе назначит. Он, должно быть, был вроде некоторых наших джентльмен-коммонеров, только с мозгами.

- Однако мне кажется, - сказал Том, - что это отличный способ запоминать историю.

- Льщу себе надеждой, что так оно и есть. Идея появилась у меня уже давно, но я бы так её и не воплотил и не понял всю её ценность, если бы не Грей. Я придумал это, чтобы натаскивать его по истории. Видите, мы сейчас в греческом углу. А вон там – Древний Рим. Там мы отрабатываем Ливия* и Тацита** точно так же, как здесь – Геродота и Фукидида; а воткнутые там булавки относятся ко Второй Пунической войне***, мы до неё как раз дошли. Не удивлюсь, если Грей всё-таки получит своё отличие первого класса, он очень быстро всё схватывает в этих моих углах и говорит, что никогда не забывает события, которые выучил, выкалывая их булавками.

 

* Ливий (Тит Ливий, 59 до н. э. — 17 н. э.) — один из самых известных римских историков, автор «Истории от основания города».

** Тацит (Корнелий Тацит, ок. 56 — ок. 117 н. э.) — один из величайших историков Древнего Рима. Основные произведения – «История» и «Анналы».

*** Вторая Пуническая война (218—202 до н. э.) — военный конфликт между двумя коалициями, во главе которых стояли Рим и Карфаген, за гегемонию в Средиземноморье.

 

- Он всё ещё работает в той школе? – спросил Том.

- Да, так же много, как раньше. Он не уезжал на каникулы, и я думаю, это на самом деле потому, что помощник настоятеля сказал, что не сможет без него обойтись.

- Это очень благородно с его стороны, но всё-таки я думаю, он поступает ужасно глупо, что не отказывается от этого до тех пор, пока не сдаст экзамены, а вы?

- Нет, - сказал Харди, - от этой работы ему больше пользы, чем от любых экзаменов, хотя я надеюсь, что экзамены он тоже хорошо сдаст.

- Я тоже на это надеюсь, потому что он этого заслуживает. А теперь, Харди, давайте сменим тему. В следующий четверг моя первая винная вечеринка, а это - первое приглашение на неё. Вы ведь обещаете прийти, правда?

- Как вы спешите, - сказал Харди, взял карточку с приглашением и, рассмотрев, положил на каминную полку.

- Но вы обещаете прийти?

- У меня сейчас очень много работы, и я ничего не могу обещать.

- Вы можете зайти всего на полчаса. Я привёз с собой отличное вино из отцовского погреба, и мне так хочется, чтобы вы встретились с Джервисом. Он будет наверняка.

- А вот и колокол на службу в часовне, - сказал Харди. – Я и не думал, что уже так поздно. Мне нужно идти, чтобы объяснить новому служителю его обязанности. Вы зайдёте после холла?

- Да, если вы придёте ко мне в следующий четверг.

- Мы об этом ещё поговорим. Но смотрите, приходите сегодня вечером. Вы увидите, как я натаскиваю Грея по Пуническим войнам, и посмотрите, как работают все эти булавки. Я очень горжусь этим своим представлением.

И вот Харди ушёл в часовню, а Том отправился в комнаты к Драйсдейлу, совершенно не уверенный в том, что ему удалось заполучить Харди на свою вечеринку. Там он нашёл Драйсдейла, который, как обычно, валялся на диване и ласкал Джека. Он только что приехал, и его слуга вместе со скаутом распаковывали чемоданы. Казалось, он был рад видеть Тома, но выглядел вялым и обессилевшим.

- Где ты был на каникулах? – спросил Том. – Ты скверно выглядишь.

- Ещё бы, - сказал Драйсдейл. – Эй, Генри, подай-ка бутылку схидама*. Выпьем горького? Нет ничего лучше, чтобы привести в порядок пищеварение.

 

* схидам – голландская можжевёловая водка. Названа по городу Схидам (Schiedam) в Нидерландах, где находился центр её производства.

 

- Нет, спасибо, - сказал Том, отказываясь от стакана, который протянул ему Генри, - у меня и так отличный аппетит.

- Везёт же тебе, - сказал Драйсдейл. – Ах, это то, что нужно! Мне уже лучше.

- Так где же ты был?

- В маленькой деревушке под названием Лондон. За городом в это время года делать нечего. Я поехал к Лиммеру, да так там и застрял до сегодняшнего дня вместе с ещё двумя-тремя нашими.

- Я не выдерживаю в Лондоне больше недели, - сказал Том. – Что вы там делали целыми днями?

- Ну, дневной свет мы видели редко, - сказал Драйсдейл. – Театры, боксёрские матчи, «Угольная яма»*, сидровые погребки, иногда картишки на Сент-Джеймс-стрит**, - нам было не до ранних вставаний. Но я лучше остальных, обычно в два часа дня я уже завтракал.

 

* «Угольная яма» (Coal Hole) – паб в Лондоне на улице Стрэнд (the Strand). Существует поныне.

** Сейнт-Джеймс-стрит (St. James's Street) – улица, на которой расположено несколько лучших лондонских клубов для джентльменов.

 

- Неудивительно, что ты так скверно выглядишь. Лучше бы ты поехал за город.

- Во всяком случае, в карманах было бы погуще, - сказал Драйсдейл. – Клянусь Юпитером, до чего же быстро утекает наличность! Меня просто выпотрошили; если мне не будет везти в «ван-джон», провалиться мне, если я знаю, как дотяну до конца триместра. Зато посмотри, вот куча новых песен, некоторые просто первоклассные, - и он швырнул какие-то бумаги Тому, который непонимающе посмотрел на них.

- Надеюсь, Драйсдейл, что в этом триместре ты будешь регулярно ходить на тренировки по гребле.

- Да, думаю, что так; это дешёвое развлечение, а мне для разнообразия нужна физическая нагрузка.

- Вот и хорошо.

- Кстати, я привёз костюмы для этой нашей цыганской затеи. Об этом я не забыл. А Блейк уже вернулся?

- Не знаю, - сказал Том, - но до гонок у нас не будет на это времени.

- Ну, значит, после; хотя потом дни будут уже слишком длинные, а я предпочитаю темноту для маскарада.

- Уже бьёт пять. Ты собираешься обедать в холле?

- Нет, пойду в «Митру»*, закажу жаркое.

 

* «Митра» (The Mitre) – гостиница в Оксфорде на Хай-стрит. Здание, изображённое на иллюстрации ниже, было построено около 1630 г. Гостиница всегда принадлежала Линкольн-колледжу. Её название – «Митра» - возможно, происходит от герба колледжа, на котором изображена митра епископа Линкольнского.

 

 

Гостиница «Митра». Раскрашенная гравюра Дж. Фишера (J. Fisher). 1825 г. Иллюстрация с сайта Headington, Oxford http://www.headington.org.uk/oxon/high/tour/north/018_mitre.htm

 

- Тогда я пошёл. Кстати, ты придёшь на мою винную вечеринку в следующий четверг?

- Да, только пришли мне карточку с напоминанием.

- Ладно, - сказал Том и отправился в холл с чувством беспокойства и досады за своего фешенебельного друга, к которому относился с искренним расположением.

После холла Том быстро обошёл своих знакомых, а затем, руководствуясь своим самым сильным влечением, вернулся в комнаты Харди. Совесть начала было упрекать его за то, что он собирается вторгнуться к Харди в его рабочие часы, но он утешился мыслью, что оторвать от книг такого заядлого книгочея - это на самом деле акт христианского милосердия. Там он обнаружил Грея, который подгонял свою римскую историю под руководством Харди; когда пришёл Том, оба были заняты булавками, которые втыкали в карты и списки в римском углу. Он попросил их продолжать и вскоре так увлёкся тем, чем они занимались, как будто тоже собирался сдавать «скулз» в мае, потому что Харди умел вдохнуть жизнь в то, о чём рассказывал, и, как многие люди со страстной натурой и твёрдыми убеждениями, либо полностью захватывал слушателей и увлекал их за собой, либо пробуждал в них крайнюю воинственность. На Тома лекция о Пунических войнах произвела именно последний эффект. Он несколько раз пытался возражать, но беспокойные взгляды Грея удерживали его от военных действий до тех пор, пока Харди с триумфом не воткнул большую чёрную булавку, олицетворявшую собой Сципиона*, в самую середину Карфагена, и не сказал, обернувшись:

 

* Сципион (Публий Корнелий Сципион Африканский Старший, 235 до н. э. — 183 до н. э.) — выдающийся римский полководец и государственный деятель времён Второй Пунической войны. В решающей битве при Заме 12 октября 202 г. до н.э. разбил карфагенского полководца Ганнибала и заставил карфагенян просить о мире.

 

- А теперь – чаю, Грей, пока вы ещё не ушли.

Пока заваривался чай, Том открыл огонь.

- Сегодня утром, Харди, вы не могли найти достаточно сильных выражений, чтобы ругать аристократию, и вдруг вечером вы ликуете по поводу успехов самой могучей и жестокой олигархии в истории и превозносите её до небес.

- Ага, так вот откуда ветер дует! – с улыбкой сказал Харди. – Но я радуюсь, о Браун, тому, что они разбили карфагенян, а не тому, что они разбили карфагенян, будучи аристократами, как вы, кажется, думаете; что же до олигархов, то тогда они ими не были.

- Во всяком случае, в этой войне они соответствуют спартанцам, а карфагеняне – афинянам; и всё же ваши симпатии сегодня вечером на стороне римлян в Пунических войнах, хотя до обеда они были на стороне афинян.

- Я не согласен с вашей позицией. Карфагеняне были не что иное, как великая торговая аристократия – допускаю, с парой славных семей, вроде семьи Ганнибала*; но в целом это была скверная, торгашеская, стремящаяся купить подешевле, а продать подороже аристократия, - и миру очень повезло, что он от неё избавился. Сравнивать их с афинянами, нет, в самом деле! Да посмотрите хотя бы, что оставили после себя те и другие…

 

* Ганнибал (Ганнибал Барка, 247 до н. э. —183 до н. э.) — карфагенский полководец. Считается одним из величайших полководцев и государственных мужей древности. Был врагом номер один Римской республики и последним оплотом Карфагена перед его падением в серии Пунических войн. Выдающимся полководцем был также его отец – Гамилькар Барка.

 

- Да, - перебил его Том, - но мы знаем карфагенян только со слов тех, кто их уничтожил. Ваши герои вытоптали память о них железными копытами.

- Вы думаете, римские копыта сумели бы вытоптать память об их Гомере, если бы он у них был? – спросил Харди. – Вспомните, римляне покорили также и Грецию.

- Но Греция никогда не была настолько близка к тому, чтобы разбить их.

- Это правда. Но я продолжаю держаться своей точки зрения. Карфаген был отцом всех спекулянтов, которые наводнили моря и земли, сбывая свои товары.

- Не такой уж плохой образ жизни для нации. По крайней мере, англичанам следовало бы так думать.

- Нет, не следовало бы, по крайней мере, если «Punica fides»*  становится правилом торговли. Продажа низкопробных бирмингемских товаров** никогда не приносила пользы ни нациям, ни отдельным людям, и никогда не принесёт. А, Грей?

 

* «Punica fides» - «пунийская верность» - поговорочное выражение о вероломстве пунийцев (финикийцев), неоднократно засвидетельствованное в римской литературе.

** низкопробные бирмингемские товары – в XIX столетии г. Бирмингем стал одним из форпостов индустриальной революции. Машинное производство сделало возможным удешевить многие товары и поставить их изготовление на поток. Среди них было немало дешёвых низкокачественных подделок. Хотя низкокачественные товары производились не только в Бирмингеме, а в Бирмингеме в то же самое время производились товары высокого качества, выражение «Brummagem wares» (бирмингемские товары) для обозначения низкопробной подделки прочно вошло в английский язык.

 

Грей поморщился, когда к нему обратились, но сказал, что надеется, что церковь ещё сможет спасти Англию от судьбы Тира* и Карфагена, великих торговых наций древнего мира; а потом, проглотив свой чай с таким видом, как будто только что украл яйцо у наседки, поспешно ушёл и отправился в свою вечернюю школу.

 

* Тир - знаменитый финикийский город, один из древнейших крупных торговых центров. Находился на территории современного Ливана. Александр Македонский завоевал и разрушил город, однако он был восстановлен.

 

- Как жалко, что он такой странный и застенчивый, - сказал Том. – Мне бы так хотелось познакомиться с ним поближе.

- Действительно жалко. Наедине со мной он ведёт себя гораздо свободней. Думаю, он слышал от кого-то из их кружка, что вы – яростный протестант, и считает вас закоренелым фанатиком, недоступным для убеждения.

- Но всё-таки насчёт Англии и Карфагена, - сказал Том, уходя от обсуждения своих собственных странностей, - вы ведь на самом деле не думаете, что мы как они? Я прямо испугался, когда вы перевели «Punica fides» как «бирмингемские товары».

- Я думаю, что наша успешная торговля – главная опасность, подстерегающая нас впереди. Дьявол, готовый одарить нас новыми рынками и двадцатипроцентными прибылями – этот тот самый дьявол, которого Англии нужно опасаться больше всего. «Владычество переходит от народа к народу по причине несправедливости, обид и любостяжания»*, говорит мудрец. Подумайте хотя бы о недавней опиумной войне**. Не думаю, что нам сойдёт с рук много подобных дел. Грей, как видите, полагается на Церковь для спасения нации; но та Церковь, о которой он мечтает, на это не способна. Способна ли какая-нибудь вообще? Какая-то должна, а иначе всё то, во что мы верим, ложно. Но эта работа по приданию торговле добродетели, по христианизации торговли, кажется самым трудным делом, которое когда-либо хотели совершить с помощью Евангелия, по крайней мере, в Англии.

 

* Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова, 10:8, Синодальный перевод.

** опиумная война – Первая Опиумная война между Великобританией и Китаем (1840 – 1842 гг.) была вызвана стремлением Великобритании расширить свою торговлю с Китаем, в том числе опиумом, поскольку Китай проводил изоляционистскую политику. Результатом войны стала победа Великобритании, закреплённая Нанкинским договором от 29 августа 1842 г., выплата Китаем контрибуции в размере 15 000 000 серебряных лян (21 000 000 долларов), передача Великобритании острова Гонконг и открытие китайских портов для английской торговли. Китай был ослаблен, а миллионы китайцев стали наркоманами.

 

Харди говорил медленно, с сомнением и паузами, как бы спрашивая мнения Тома.

- Я никогда не слышал, чтобы об этом говорили с такой точки зрения. Я мало знаю о политике и английском государстве. Но подождите, ведь мы отменили рабство и компенсировали убытки плантаторам*, а это доказывает, что мы ещё не продались окончательно дьяволу торговли.

 

* отменили рабство и компенсировали убытки плантаторам – 1 августа 1834 г. рабство было отменено почти на всей территории Британской империи. Бывшие рабовладельцы получили компенсацию от казны, общая сумма которой составила двадцать миллионов фунтов стерлингов.

 

- Нет, я не думаю, что мы продались. Нет, слава Богу, есть немало признаков того, что мы ещё можем с честью выйти из этого испытания.

Они беседовали ещё час, пододвинув стулья поближе к камину и мечтательно глядя на угли, по обыкновению людей, которые не спорят, а, скорее, помогают друг другу думать, подбрасывая предположения. По истечении часа Том оставил Харди наедине с его книгами и ушёл, отягощённый несколькими новыми идеями, самая ясная из которых заключалась в том, что он полный невежда в отношении современной истории своей страны, а ведь это как раз то, в чём ему следовало бы разбираться лучше всего и о чём больше всего следовало бы думать. Поэтому, будучи человеком пылкого темперамента, он отправился к себе в комнаты, чтобы немедленно начать изучение этого нового предмета, однако после настойчивых поисков оказалось, что единственная пища для таких занятий – это последний номер «Беллз Лайф»*, обнаруженный в кармане пальто. За неимением лучшего он принялся за него и вскоре погрузился в колонку, заполненную интересными рассуждениями о шансах Бангэри** в его предстоящей кампании против британских боксёров среднего веса. Пробежав глазами хорошо знакомые страницы, он уверился в том, что колонки этого его старого знакомца, за исключением разве что полицейской хроники, не то место, где можно почерпнуть сведения о современном состоянии Англии или её перспективах на будущее. Затем, чувствуя, что в первый вечер триместра ему не усидеть на месте, он снова пошёл бродить и вскоре, по обыкновению, очутился у двери Драйсдейла.

 

* «Беллз Лайф» -  спортивная газета “Bell’s Life in London and Sporting Chronicle” («Жизнь в Лондоне и спортивная хроника Белла»), издавалась c 1822 по 1886 год.

** Бангэри (Bungaree) – псевдоним австралийского боксёра Джона Горрика (John Gorrick), под которым он выступал в Великобритании в 1842 – 1844 гг. Хотя Горрик был белым, англичане ожидали, что он окажется австралийским туземцем, и он взял в качестве псевдонима имя известного австралийского аборигена, очевидно, с рекламными целями.

 

Войдя в комнату, он обнаружил там Драйсдейла и Блейка, причём вид у первого был куда серьёзней, чем когда-либо раньше. Что же до Блейка, то беспокойное, измученное выражение стало ещё заметней на его лице и даже портило его красоту. Было ясно, что, когда вошёл Том, они резко поменяли тему разговора, поэтому, здороваясь с Блейком, Том смотрел куда угодно, только не прямо перед собой. В тот момент ему действительно было ужасно жаль его. Однако через пять минут он уже вовсю хохотал над его рассказом о разговоре с кучером, правившим дневной почтовой каретой из Глостера, которой он приехал. Позже, когда Том, обдумывая этот разговор, попытался воспроизвести его, оказалось, что самое забавное в нём заключалось в обилии безграмотных выражений, которыми это йеху* уснащало свои истории; поэтому он оставил свою попытку, удивляясь, как мог находить это смешным.

 

* йеху – отвратительные человекоподобные существа из книги «Путешествия Гулливера»  Джонатана Свифта (Jonathan Swift, 1667 — 1745 г.).

 

- Кстати, Блейк, - сказал Драйсдейл, - как насчёт нашей экскурсии по Беркширу в маскарадных костюмах? Ты готов?

- Не то чтобы, - ответил Блейк, - мне нужно как следует использовать оставшееся время, если я собираюсь сдавать «скулз» в этом триместре.

- Если что-то и портит Оксфорд, то это как раз экзамены, - сказал Драйсдейл. – Вечно они мешаются! Мне самому в следующем триместре нужно будет сдавать «смоллз», а я ещё и книжки не открывал, да и не собираюсь. Последуй хорошему примеру, старина, ты же и так получишь отличие первого класса, все это знают.

- Вот если бы все поставили на это своё мнение и заплатили мне в случае проигрыша. Я ведь за историю ещё и не брался.

- Какого дьявола им понадобилось поднимать столько шума из-за истории? Все и так прекрасно знают, что эти поганые древние язычники слова доброго не стоят. И какая польза забивать себе голову, кем были их бабушки, и что они ели, и где, когда и зачем вышибали друг другу свои глупые мозги, - хоть убейте не пойму.

- Отлично сформулировано. Где это ты набрался таких здравых суждений, Драйсдейл? Но ты пока ещё не экзаменатор. В общем, мне надо как-то подтянуть историю. Хотел бы я знать, как.

- А почему бы тебе не нанять репетитора? – спросил Драйсдейл.

- У меня уже есть один, но всё равно история – моё слабое место, - сказал Блейк.

- Наверное, я могу вам помочь, - сказал Том. – Я только что прослушал лекцию по истории Рима, да такую, которую нелегко будет забыть, - и он начал объяснять метод Харди, а Блейк слушал с напряжённым вниманием.

- Великолепно! – сказал он, когда Том закончил. – В чьих комнатах, вы сказали, они занимаются?

- У Харди, он каждый вечер занимается с Греем.

- Это тот странный здоровенный служитель, его закадычный приятель, - вставил Драйсдейл. – Ну что ж, о вкусах не спорят.

- Ты его не знаешь, - отпарировал Том, - и чем меньше ты будешь говорить о нём, тем лучше.

- Я видел, что он носит высокие ботинки и короткие фланелевые брюки*, а ещё…

 

* высокие ботинки и короткие фланелевые брюки – Харди был одет не по моде. Современный мужской костюм с длинными брюками и галстуком был введён в употребление знаменитым лондонским денди эпохи Регентства Красавчиком Браммелем (Beau Brummell, George Bryan Brummell, 1778 – 1840). С тех пор и по настоящее время никаких кардинальных изменений в мужском костюме не происходило. Мода, введённая Браммелем, распространялась в обществе сверху вниз, от высших классов к низшим, поэтому Харди, который в 40-х годах XIX века всё ещё носил «высокие ботинки и короткие фланелевые брюки», вполне мог производить впечатление «не-джентльмена» на людей вроде Драйсдейла. Фланель – дешёвая ткань - также считалась характерной принадлежностью низших классов.

 

- Вы не могли бы попросить Харди, чтобы он разрешил мне приходить на эти лекции? – перебил Блейк, предотвращая резкие выражения, которые так и просились Тому на язык. - Кажется, это как раз то, что мне нужно. Мне бы не хотелось предлагать ему плату, если только вы не думаете…

- Я совершенно уверен, - перебил Том, - что он ничего не возьмёт. Я спрошу у него завтра, разрешит ли он, но он такой славный и добрый человек, что я почти уверен, что  разрешит.

- Мне тоже хочется познакомиться с твоим приятелем, Браун, - сказал Драйсдейл, - ты должен представить меня вместе с Блейком.

- Провалиться мне, если я это сделаю, - сказал Том.

- Тогда я сам представлюсь, - сказал Драйсдейл, - вот увидишь, на твоей винной вечеринке в четверг я буду сидеть рядом с ним.

Тут вошёл скаут Драйсдейла с двумя записками и осведомился, не нужно ли мистеру Драйсдейлу чего-нибудь ещё. Ничего, кроме горячей воды; он может поставить чайник, сказал Драйсдейл, и идти спать; пока скаут исполнял его приказание, он небрежно поднялся, насвистывая, подошёл к камину и прочитал записки при свете свечей, которые горели на каминной полке.

Блейк напряжённо следил за ним; видя это, Том сделал неловкую попытку продолжить разговор о преимуществах метода изучения истории Харди. Но это было всё равно, что обращаться к глухому, и скоро он умолк. Он видел, как Драйсдейл скомкал записки в руке и сунул их в карман. Постояв несколько секунд в таком положении, спиной к ним, он с беззаботным видом повернулся и не спеша подошёл к столу, за которым они сидели.

- Так о чём это мы говорили? – начал он. – Ах да, о твоём эксцентричном приятеле, Браун.

- Они оба ответили? – перебил Блейк. Драйсдейл кивнул и снова заговорил с Томом, но Блейк поднялся и сказал побелевшими губами:

- Я должен посмотреть.

- Нет, не нужно, зачем тебе?

- Зачем! Клянусь небом, я должен это увидеть и увижу!

Тут Том понял, что ему лучше уйти, поэтому взял свою шляпу, пожелал им доброй ночи и пошёл к себе в комнаты.

Он просидел у себя около двадцати минут, когда вошёл Драйсдейл.

- Я не мог не прийти, Браун, - сказал он. – Мне нужно с кем-нибудь поговорить, а Блейк ушёл в припадке ярости. Не знаю, что он может натворить – я и сам в жизни не был так взбешён.

- Мне очень жаль, - сказал Том. – Он очень скверно выглядел у тебя в комнатах. Я могу чем-нибудь помочь?

- Нет, мне просто нужно с кем-нибудь поговорить. Ты ведь знаешь… то есть ты, конечно, не знаешь… во всяком случае, Блейк помог мне выпутаться из ужасной неприятности во время моего первого триместра, я всем ему обязан и всё сделал бы для него, если бы мог. Да, клянусь, что бы там обо мне ни говорили, никто не скажет, что я не помог человеку, который помог мне. Так вот, он должен эти поганые 300 или 400 фунтов, в общем, что-то в этом роде, – я знаю, о такой ерунде не стоит даже говорить – торговцам в Оксфорде, и весь последний год, даже больше, они устраивают ему собачью жизнь. Так вот, сейчас он собирается сдавать экзамен на получение степени, а двое или трое из этих кредиторов – самые подлые, разумеется – подали на него иск в суде вице-канцлера*, решили, что самое время взять его за жабры. Если их как-то не остановить, он пропал. Сразу после того, как мы с тобой сегодня виделись, он пришёл ко мне насчёт этого. Ты в жизни не видел, чтобы человек был в таком состоянии. Было видно, что необходимость рассказать об этом даже мне просто рвёт его на части. Что касается себя, тут я его быстро успокоил; но, по закону подлости, я не могу одолжить ему эти деньги, хотя, чтобы его допустили к экзамену, достаточно 60 фунтов, а потом он сможет прийти к соглашению с кредиторами. Перед самой Пасхой мой опекун выплатил мне авансом 200 фунтов сверх моего содержания, а сейчас у меня не осталось и двадцати, и банк прислал мне уведомление не превышать кредит. Но я надеялся, что это удастся легко уладить, поэтому сказал ему, чтобы он встретился со мной через полчаса за обедом в «Митре», а когда он ушёл, сел и написал две записки – первую Сен-Клу. Этот тип был с нами в городе, и однажды вечером мы с ним были партнёрами в рулетку, я ставил наличность, а выигрыши и проигрыши мы должны были поровну поделить в конце. Я отошёл от стола, чтобы поужинать, а он проиграл 80 фунтов и заплатил их из моих денег. Я не обратил на это особого внимания, а он проклинал своё невезение и признал, что должен мне 40 фунтов. Так вот, я просто напомнил ему об этих 40 фунтах и добавил, что я был бы рад получить их (я знаю, сейчас у него денег достаточно), и что, может быть, он согласится занять 60 фунтов вместе со мной и с Блейком; у меня даже хватило глупости написать, что у Блейка затруднения, и мне очень хотелось бы ему помочь. Я думал, что Сен-Клу, наверное, заплатит 40 фунтов, но не более того, поэтому написал ещё и Чентеру – одно небо знает, зачем, разве только потому, что этот скот купается в деньгах и лебезил передо мной весь этот год, так что меня уже от него чуть не тошнило, – и попросил его одолжить Блейку 50 фунтов под наш с ним совместный вексель. Бедный Блейк! Когда я  рассказал ему в «Митре» о том, что сделал, то подумал, что лучше бы я ударил его ножом для мяса. Мы провели два ужасных часа, потом пришёл ты, а я получил ответы – вот они.

 

* суд вице-канцлера (Vice-Chancellor's Court) – в Оксфорде это суд низшей юрисдикции, где судьёй является вице-канцлер университета.

 

Том взял протянутые записки и прочитал:

 

Дорогой Драйсдейл,

пожалуйста, объясни своё упоминание о каких-то загадочных 40 фунтах. Я прекрасно помню случай, на который ты ссылаешься в другой части своей записки. Ты устал сидеть за столом и пошёл ужинать, оставив меня (не по моему собственному желанию) играть на твои деньги. Я так и сделал, и мне очень не везло, как ты, наверное, помнишь, поскольку, когда ты вернулся к столу, я должен был, к несчастью, передать тебе сильно уменьшившуюся пачку банкнот. Я надеюсь, ты не замешан в каком-нибудь скандале по поводу той ночи? Если так, я готов засвидетельствовать всё, что произошло, если это может тебе помочь. Остаюсь искренне твой,

А. Сен-Клу.

P. S. Я должен отклонить своё участие в той маленькой совместной операции в пользу Блейка, которую ты предлагаешь.

 

Второй ответ был такой:

 

Дорогой Драйсдейл,

к сожалению, я не могу занять деньги твоему другу мистеру Блейку. Видишь ли, его долговые обязательства просто мусор, а ты не можешь давать обеспечение до своего совершеннолетия, поэтому, если ты умрёшь, деньги пропадут. Мистер Блейк всегда так высоко держал голову, как будто у него 5000 фунтов годового дохода; может быть, теперь он не будет таким высокомерным по отношению к людям, которые могут купить его с потрохами. Остаюсь искренне твой,

Джебез Чентер.

 

Оторвавшись от записок, Том встретился взглядом с Драйсдейлом и обнаружил в его глазах больше целеустремлённости, чем когда-либо раньше.

- Представляешь, каково было бедному Блейку читать эти записки, - сказал он, - и ведь всё это из-за меня. Ничего, деньги у него завтра всё-таки будут. Я заложу свои часы. А с этими двумя я когда-нибудь расквитаюсь.

Они обсуждали это ещё некоторое время; пожалуй, стоит рассказать только о результате.

В три часа следующего дня Блейк, Драйсдейл и Том были в задней комнате второсортной гостиницы на Корнмаркет*. На столе лежали ручки и чернила, несколько флаконов одеколона и футляров с ювелирными изделиями, а за столом сидел толстяк отталкивающей наружности, который проводил в Оксфорде один или два дня в каждом триместре. В своей толстой, красной, влажной руке с огромным кольцом на указательном пальце он держал листок бумаги.

 

* Корнмаркет (Cornmarket) – одна из центральных улиц Оксфорда, где расположено большое количество магазинов.

 

- Так я выписываю на сто пять?

- Тогда мы не подпишем, - сказал Драйсдейл, - давай скорее, Бен (толстяка звали Бенджамин), хватит пререкаться, адская ты акула. Выписывай на 100 фунтов на три месяца, или же мы уходим.

- Тогда, мистер Драйсдейл, вы, джентльмены, возьмёте часть товарами. Я готов сделать всё, что можно, для джентльменов, которых мне хорошо рекомендовали, но как раз сейчас у меня нехватка денег.

- Ни одного птичьего чучела, ни одного флакона одеколона, ни колечка, ни сигарки не возьмём. Хватит городить чепуху, выкладывай семьдесят пять фунтов на стол.

После ещё одной бесплодной попытки уломать Драйсдейла, который единственный из всей компании принимал участие в переговорах, ростовщик вытащил пачку банкнот и отсчитал 75 фунтов, думая про себя, что скоро этот молодой франт запоёт у него по-другому. Затем он заполнил листок бумаги, бормоча, что по сравнению с риском это ерундовый процент, и что он надеется, что они будут рекомендовать его своим друзьям, и тогда, может быть, он своё наверстает. Драйсдейл напомнил ему, не особенно выбирая выражения, что он и так получает сто процентов в год. Документ был подписан, Драйсдейл взял банкноты, и они ушли.

- Ну, хорошо, что это позади, - сказал Драйсдейл, пока они шли по направлению к Хай-Стрит. – Должен сказать, я горжусь своей тактикой; никогда не получается так удачно действовать за себя самого, как за кого-то другого. Если бы это было нужно мне, этот тип всучил бы мне на двадцать фунтов птичьих чучел и скверных драгоценностей. Так сколько тебе нужно, Блейк?

- Шестидесяти достаточно, - сказал Блейк.

- Возьми лучше шестьдесят пять, тебе придётся оплатить судебные издержки, - сказал Драйсдейл и вручил ему банкноты.

- Ну как, Браун, поделим остаток – по пятёрке каждому?

- Нет, спасибо, - сказал Том, - мне не нужно. Поскольку вы двое страхуете меня от ущерба, можете делать с деньгами что пожелаете.

Тогда Драйсдейл положил 10 фунтов в карман, и они молча пошли к воротам колледжа Св. Амвросия. Даже самые беспечные юнцы, впервые прибегнув к подобным вещам, не могут избежать размышлений, настраивающих на молчаливый лад. У ворот Блейк крепко пожал им руки.

- Я не буду много говорить, но я этого не забуду.

Он выговорил эти слова с трудом и пошёл к себе в комнаты.

 

 

Предыдущая

Следующая

 

 

Сайт создан в системе uCoz