© Юлия Глек, перевод и примечания, 2010.

Он подъехал прямо к конюшне, ослабил подпругу своего коня и дал точные указания относительно ухода и кормёжки, а потом задержался в стойле ещё на несколько минут, лаская его и трепля за уши. Возможно, обуявшая его в тот момент враждебность к человечеству заставила его лучше оценить свою дружбу с хорошо обученным животным. Он не был в Инглборне уже несколько лет, слуга не знал его и сказал, что мистер Винтер не выходит из своей комнаты и не принимает посторонних до обеда. А где же мисс Винтер? Она на другом конце деревни, у вдовы Уинбурн, а когда вернётся, он не знает, сказал слуга. Содержание записки, которую вчера прислала Кэти, вылетело у Тома из головы, но при упоминании имени Бетти он вспомнил его, а заодно и то доброе чувство, которое шевельнулось у него в душе, когда он услышал о её болезни. Поэтому, сказав, что зайдёт повидаться с дядюшкой позже, он оправился на поиски коттеджа вдовы и своей кузины.

Слуга сказал, что это последний дом на краю деревни, но, выйдя за ворота, Том увидел, что дома тянулись в обе стороны. Он огляделся в поисках кого-нибудь, кто смог бы указать ему дальнейший путь, и ему на глаза попался наш старый знакомый, констебль, который выходил из своей двери со свёртком под мышкой.

Маленький человечек был погружён в мрачную задумчивость и не услышал первого оклика Тома. Собственно говоря, он обеспокоенно раздумывал о болезни своей старой приятельницы и о беде, в которую попал её сын; он как раз шёл к фермеру Гроувзу под удачным предлогом примерки сюртука в надежде, что того удастся уговорить вмешаться и уладить ссору между Гарри и молодым Тестером.

Сначала Том поприветствовал его довольно дружелюбно; никто лучше него не умел разговаривать с бедными, среди которых он жил всю свою жизнь. Но, не получив ответа и будучи не в духе, он вышел из себя и закричал:

- Эй, любезный, ты что, не слышишь, что ли?

- Да, я вроде как оглох, - ответил констебль, обернувшись и глядя на вопрошавшего.

- Я так и подумал, потому что и в первый раз громко говорил. Где здесь дом миссис Уинбурн?

- Самый дальний, вон там, - сказал тот, указывая. – Мне тоже туда, хотите – пойдёмте вместе.

Том принял это предложение и пошёл рядом с констеблем.

- Так миссис Уинбурн больна? – спросил он, оглядев своего проводника с головы до ног.

- Страсть как плоха, - сказал констебль.

- А что с ней такое, вы знаете?

- Да вроде как припадки, говорят. Они у неё уже лет шесть, то отпустит, то опять.

- Наверное, это опасно. Я хочу сказать, она вряд ли поправится?

- Всё в руках Господних, - ответил констебль, - только у неё временами такие боли, что это была бы просто милость Божья, если бы он избавил её от этого.

- Возможно, сама она думает иначе, - высокомерно сказал Том, который был не в настроении соглашаться с кем бы то ни было.

Мгновение констебль серьёзно смотрел на него, а потом сказал:

- Она была богобоязненной женщиной с молодых лет, да и горя хлебнула немало. Кого Господь любит, того он наказывает*, зато такие предстать перед Ним не боятся.

* Новый Завет, К Евреям, 12:6.

- Никогда не замечал, чтобы люди от горя торопились «избавиться от всего этого», как вы это называете, - сказал Том.

- А по мне, мало вы горя видали, чтобы судить, - сказал констебль, которого начинала раздражать манера Тома.

- С чего это вы взяли?

- А если и видали, то самодельное, - стоял на своём констебль, - между самодельным и тем, что посылает Господь, разница большая.

- Может, и так; но у меня могло быть и то, и другое, откуда вам знать?

- Нет, нет, следы от горя Господня видно сразу.

- А у меня вы их, значит, не видите, да?

Констебль дёрнул головой в своей особенной манере, но прямо отвечать на этот вопрос не стал. Он парировал его собственным вопросом:

- А сами вы по докторской части будете, простите за смелость?

- Нет, - сказал Том, - глаза у вас не такие уж зоркие, как я погляжу.

- Да я вижу, что вы ещё слишком молоды для доктора. Просто подумал, может, вы какой-нибудь помощник или что-то в этом роде.

- Ну, так вы ошиблись, - сказал Том, очень недовольный тем, что его приняли за помощника сельского врача.

- Прощенья просим, - сказал констебль, - только если вы не по докторской части, зачем же вам к вдове Уинбурн, простите за смелость?

- А уж это, кажется, моё дело, - сказал Том почти сердито. – Этот дом, да? – он указал на уже описанный нами коттедж, стоявший на краю Инглборнской рощи.

- Этот.

- Ну, желаю вам доброго дня.

- И вам того же, - пробормотал констебль, который был совершенно не удовлетворён таким резким прекращением разговора, но и продолжать его тоже не был готов. Он медленно пошёл своей дорогой, часто оглядываясь, пока не увидел, как открылась дверь, после чего, кажется, несколько успокоился, пошёл быстрее и скрылся из виду.

- Старый пройдоха! – думал Том, шагая к двери коттеджа, - тоже мне, проповедник нашёлся… «горе Господне», «следы Господни», «в руках Господних»… Надеюсь, у дяди Роберта не много таких в приходе.

Он постучал в дверь коттеджа, через несколько секунд она тихонько открылась, и наружу, прижимая палец к губам, выскользнула Кэти. При виде него она слегка всплеснула руками от удивления и тут же протянула ему руку.

- Тс-с-с! – сказала она. – Она заснула. Ты не торопишься?

- Да нет, не особенно, - отрывисто сказал он, потому что в её голосе и манере было нечто такое, что не соответствовало его настроению.

- Т-с-с! – снова сказала она. – Говори потише. Мы можем посидеть тут и тихонько поболтать. Я услышу, если она проснётся.

Он уселся напротив неё на маленьком крылечке коттеджа. Дверь она оставила приоткрытой, так, чтобы можно было услышать малейшее движение больной, а потом повернулась к нему с радостной улыбкой и сказала:

- Как я рада тебя видеть! Каким попутным ветром тебя сюда занесло?

- Никакого особенного попутного ветра не было. Мэри показала мне вчера твоё письмо, и мама просила заехать к вам по дороге домой, и вот я здесь.

- Ну, как прошёл праздник? Я сгораю от желания знать.

- Отлично прошёл. Там была половина графства, и всё прошло замечательно.

- А как выглядела моя дорогая Мэри?

- Да как обычно. Но скажи мне, Кэти, почему ты не приехала? И Мэри, и все мы были ужасно разочарованы.

- Ты же читал моё письмо?

- Ну да, читал.

- Тогда ты знаешь причину.

- Я не считаю это причиной. В самом деле, ты не имеешь права вот так от всего отгораживаться. Ты же умрёшь с тоски!

- Разве тебе кажется, что мне тоскливо? – спросила она.

Он взглянул на неё и вынужден был с неохотой признаться самому себе, что признаков тоски не видно. Тогда он перенёс огонь в другую точку:

- Ты замучаешься до смерти, если будешь ухаживать за всеми старушками в приходе.

- Но я не ухаживаю за всеми старушками.

- Однако никого, кроме тебя, сегодня здесь нет, - сказал он, кивнув на коттедж.

- Я просто разрешила постоянной сиделке сходить домой на пару часов. К тому же это особый случай. Ты не знаешь, какая Бетти славная старушка.

- Нет, знаю. Я помню её с детства.

- Ах, я забыла, она ведь часто о тебе упоминала. Но тогда отчего же ты удивляешься тому, что я для неё делаю?

- Да, она хорошая, добрая старушка, я знаю. Но всё же должен сказать, Кэти, что тебе не мешало бы иногда вспоминать и о своих друзьях и родственниках, и о долге перед обществом.

- Право же, я всё время помню о друзьях и родственниках, и мне очень хотелось вчера у вас побывать. Тебе бы следовало не ругать меня, а пожалеть.

- Дорогая Кэти, ты же знаешь, ругать тебя у меня и в мыслях не было, и никто сильнее меня не восхищается тем, как ты посещаешь бедных и всё такое прочее, только ведь иногда тебе нужно хоть немножко развлечься. Человек имеет право подумать немного и о себе самом, и о своём собственном счастье.

- Пожалуй, я не нахожу эти посещения и тому подобное таким уж тягостным. Но скажи-ка, Том, ты читал в моём письме о том, что сын Бетти попал в беду?

- Да, и, как ты говоришь, это и вызвало приступ.

- Я так думаю. Весь вчерашний день она была в плачевном состоянии и ужасно за него беспокоилась и переживала. Сегодня ей лучше, но всё равно я думаю, что ей пошло бы на пользу, если бы ты её повидал и сказал, что будешь другом Гарри. Ты не возражаешь?

- Вчера я сам об этом подумал. Я сделаю для него всё, что смогу, это точно. В детстве он мне всегда нравился, так ей и передай. Только я не думаю, что от моего посещения ей будет какая-то польза… сегодня, по крайней мере.

- Почему же?

- Просто я не в том настроении. А она очень больна?

- Да, очень. Не думаю, что она поправится.

- Понимаешь, Кэти, я не привык посещать безнадёжных больных. Я не сумею сказать то, что нужно.

- Как это – то, что нужно?

- Ну, ты же знаешь. Все эти разговоры о душе. Я для этого не гожусь, не моё это дело.

- Конечно, не твоё. Но ты мог бы напомнить ей о старых временах и сказать что-нибудь хорошее о её сыне.

- Ладно, если ты думаешь, что это ей не повредит.

- Я уверена, что это её утешит. А теперь рассказывай про вчерашнее.

Они просидели так некоторое время, тихо разговаривая, и Том уже начал забывать о своём раздоре с миром и описал праздник со стрельбой из лука со своей собственной точки зрения. Кэти по-женски быстро заметила, что он избегает упоминаний о Мэри, улыбнулась про себя и сделала свои выводы.

Наконец, в коттедже послышалось слабое движение, и, положив руку ему на плечо, она быстро встала и вошла внутрь. Через несколько минут она снова появилась у двери.

- Как она? – спросил Том.

- Всё так же, но хотя бы проснулась без боли, а это уже счастье. Ну как, ты готов?

- Да, только пойдём со мной.

- Тогда заходи.

Она повернулась, и он последовал за ней в коттедж.

Кровать Бетти перенесли на кухню, где было больше света и воздуха. Он посмотрел в угол, где она стояла, почти с благоговейным ужасом, и на цыпочках последовал за своей кузиной. Он с трудом мог узнать бледное, осунувшееся лицо на грубой подушке. Поток старых воспоминаний, который вызвало это зрелище, и мысль о том, как страдает бедняжка, глубоко его тронули.

Кэти подошла к постели и, склонившись над ней, поправила подушку и на мгновение положила руку на лоб больной. Потом она подняла глаза, поманила его к себе и сказала своим тихим, ясным голосом:

- Бетти, вот твой старый знакомый, он пришёл тебя навестить. Это мой кузен, сын Сквайра Брауна. Ты ведь помнишь его ещё маленьким.

Старушка повернула голову в направлении голоса и улыбнулась, но ничем не показала, что поняла, о ком идёт речь. Том крадучись прошёл через комнату и сел у постели.

- Да, Бетти, - сказал он мягко, наклоняясь к ней, - ты должна меня помнить. Я тот самый мастер Том, который приходил к тебе в коттедж в те дни, когда ты пекла хлеб. Помнишь, как ты угощала меня горячим хлебом?

- Конечно, я помню его, благослови, Боже, его маленькое сердечко, - слабо сказала старушка. – Так он пришёл навестить бедную Бетти? Пустите его сюда и поднимите повыше, чтобы я его видела. В глазах у меня темнеет.

- Вот он, Бетти, - сказал Том и взял её за руку, много поработавшую руку, кожа на которой была вся сморщена от долгого знакомства с лоханью для стирки, - я и есть мастер Том.

- Ах, Боже мой, - медленно сказала она, глядя на него потухшим взглядом. – Вы выросли в красивого молодого джентльмена, что и говорить. А как поживают Сквайр и Мадам Браун, и вся семья?

- Очень хорошо, Бетти. Им будет так жалко узнать, что ты заболела.

- Да только хлеба-то горячего у меня для него нет. Чтобы хлеба напечь, хворост из утёсника нужен, а из пекарни хлеб совсем ведь не то…

- Я ведь всего на три месяца младше твоего Гарри, - сказал Том, стараясь направить разговор к цели своего посещения.

- Гарри, - повторила она и, собравшись с мыслями, продолжала, - мой Гарри, где он? Его же не забрали в тюрьму, когда у него мать умирает?

- Нет, Бетти, что ты, он скоро вернётся. А я пришёл спросить, не могу ли я быть тебе чем-нибудь полезен.

- Не оставляйте его, бедного мальчика, моего Гарри… вы ведь играли вместе, когда были маленькие… это они сами довели его до того, что он уже терпеть не мог, а так бы он и мухи не обидел.

- Да, Бетти, я прослежу, чтобы с ним обошлись по справедливости. Не волнуйся, всё будет хорошо. Тебе нужно лежать спокойно и ни о чём не волноваться, чтобы поскорее встать на ноги.

- Нет, нет, мастер Том. Я иду домой. Да, иду к моему мужу, к отцу Гарри, я это знаю. А вы уж не оставьте его, когда меня не будет… Сквайр Браун ведь замолвит за него словечко перед судьями?

- Да, Бетти, непременно. Но ты не расстраивайся, тебе ещё станет лучше, не бойся.

- Я не боюсь, мастер Том; нет, да благословит вас Бог, я не боюсь. Господь будет милостив к такой бедной одинокой женщине, как я. С тех пор, как умер мой муж, я хлебнула лиха. Непросто мне было прокормить нашего Гарри, а тут ещё такой ужасный ревматизм* всю зиму.

* ревматизмом в те времена называли любые заболевания суставов.

- Я знаю, Бетти, ты сделала для него всё, что смогла, да и для других тоже.

- Что говорить о том, что я делала, мастер Том. Там, куда я иду, дела наши не много значат.

Том не знал, что на это ответить, поэтому пожал ей руку и сказал:

- Ну, Бетти, я рад, что увиделся с тобой ещё раз. Я этого не забуду. Пока я жив, Гарри без друга не останется.

- Да благословит вас Господь, мастер Том, за такие слова, - сказала умирающая, пожимая ему руку в ответ, и глаза её наполнились слезами.

Кэти, которая внимательно следила за ней, стоя с другой стороны кровати, сделала ему знак уйти.

- До свиданья, Бетти, - сказал он, - будь уверена, я не забуду. Да благословит тебя Бог, - и, потихоньку отняв свою руку, он снова вышел на крыльцо и сел там в ожидании своей кузины.

Через несколько минут вернулась сиделка, а вскоре после этого из коттеджа вышла Кэти.

- Теперь я могу пойти с тобой домой, - сказала она. – Тебе обязательно нужно зайти повидаться с папой. Я уверена, что ты рад, что зашёл к ней. Разве я была не права?

- Да, в самом деле. Только мне бы хотелось сказать ей что-нибудь более утешительное.

- Ничего больше не надо. Ты сказал как раз то, что нужно.

- Но где же её сын? Мне бы нужно повидаться с ним до того, как я уеду.

- Он пошёл к доктору за лекарством. Скоро вернётся.

- Да, мне нужно его увидеть, я хочу сделать что-нибудь для него прямо сейчас. Денег у меня негусто, но я тебе кое-что для него оставлю. Вот, возьми, мне бы не хотелось предлагать их ему самому.

- Не думаю, что ему нужны деньги, они сейчас неплохо живут. Он хорошо зарабатывает, да и Бетти брала стирку вплоть до этой недели.

- Да, но, как я понимаю, его оштрафуют за оскорбление действием, а кроме того, если она умрёт, то будут расходы на похороны.

- Ну хорошо, раз ты так хочешь, - и Том отдал ей все свои наличные деньги, за исключением пары шиллингов. Почувствовав, что на душе полегчало, он посмотрел на неё и сказал:

- Знаешь, Кэти, я ещё никогда не видел тебя такой счастливой, в таком хорошем настроении.

- Ну вот! А ведь сначала ты говорил со мной так, как будто от моего унылого вида вот-вот скиснет всё пиво в приходе.

- Так оно и должно было быть по Кокеру*, раз ты всё время сидишь с больными.

* Кокер (Edward Cocker, 1631–1676) – автор учебника арифметики, который вышел в свет в 1677 г. и использовался в английских школах более 150 лет. Книга выдержала более 130 переизданий. Выражение according to Cocker – “как по Кокеру» - прочно вошло в английский язык и означает «совершенно точно», «без сомнений».

- По кому?

- По Кокеру.

- А кто такой Кокер?

- Сам не знаю, какой-то тип, кажется, написал учебник арифметики. Это просто сленг. Но, повторяю, у тебя есть все основания иметь унылый вид, и это просто несправедливо по отношению к твоим родственникам – так отлично выглядеть.

Кэти засмеялась.

- Уж тебе бы, во всяком случае, не следовало так говорить, - сказала она, - потому что ты и сам выглядишь лучше после того, как побывал у больной.

- А что, до этого я плохо выглядел?

- Ну, мне показалось, что ты был не в очень хорошем настроении.

- Верно, я был в очень плохом настроении, а когда поговорил с тобой и с бедной Бетти, мне стало лучше. Но ты ведь говоришь, что она - особый случай. А вообще-то это, должно быть, очень печальное занятие.

- Только если видишь, что человек очень страдает, или когда люди злые, ссорятся и жалуются по пустякам; тогда на меня временами и правда находит уныние. Но даже это лучше, чем заниматься только собой. Всё, что угодно, лучше, чем думать о себе и своих собственных несчастьях.

- Думаю, ты права, - сказал Том, вспоминая свои утренние размышления, - особенно, если несчастья эти самодельные. Смотри, вот этот старый чудак прочитал мне об этом целую лекцию сегодня утром, до того, как я тебя нашёл. Он принял меня за помощника аптекаря.

Они почти поравнялись с дверью Дэвида, где он как раз стоял на пороге с работой в руках. Он увидел мисс Винтер со своего наблюдательного пункта у окошка и слез с прилавка в надежде услышать новости.

Кэти ответила на его почтительное, но озабоченное приветствие и сказала:

- Ей не хуже, Дэвид. Когда мы уходили, болей не было, и она была совершенно спокойна.

- Будем надеяться, что теперь ей, бедняжке, станет полегче, - сказал Дэвид, - а я был у фермера Гроувза и надеюсь, он сделает что-нибудь для Гарри.

- Рада это слышать, - сказала мисс Винтер, - и мой кузен тоже обещал ему помочь, он хорошо знал Гарри, когда они оба были маленькими. Это лучший друг Гарри, - сказала она Тому, - он больше, чем кто-либо другой, сделал для того, чтобы уберечь его от беды.

Дэвид, кажется, немного смутился и начал подёргивать головой, когда его утренний знакомец, на которого он и внимания почти не обратил, был представлен ему мисс Винтер как «мой кузен».

- Я сделаю для него всё, что смогу, - сказал Том, - и я очень рад познакомиться с вами. Дайте мне знать, если я смогу быть чем-нибудь полезен, - и он вытащил визитную карточку и вручил её Дэвиду, который посмотрел на неё и сказал:

- И я должен буду написать вам, сэр, если Гарри попадёт в беду?

- Да, но мы должны постараться, чтобы он в неё не попал, даже в самодельную, знаете, ту, которая нужных следов не оставляет, - сказал Том.

- А таких у людей бывает девять из десяти, сэр, - сказал Дэвид, - сколько раз я говорил про это Гарри.

- Да, Дэвид, это похоже на ваши слова, - сказал Том, смеясь.

- Главное, что они правильные, сэр. Вот спросите мисс Винтер. Пусть уж лучше будут те несчастья, что посылает Господь, чем такие, которые люди сами себе находят на пустом месте. Верно, мисс?

- Да, Дэвид, вы же знаете, что я с вами согласна.

- Ну, тогда до свидания, - сказал Том, протягивая ему руку, - и смотрите, не забудьте написать мне.

- Что за странный старый чудак, вся мудрость человеческая у него расфасована по маленьким бутылочкам и готова к употреблению, как снадобья у шарлатана, - сказал он, как только они отошли, чтобы тот не мог их услышать.

- Ну что ты, он совсем не похож на шарлатана. Я не знаю человека лучше него во всём приходе, хотя, конечно, он довольно упрям, как и все они.

- Я не хотел сказать о нём ничего плохого, уверяю тебя, - сказал Том, - совсем наоборот, я считаю, он отличный старик. Но сегодня утром, когда он показывал мне дорогу к коттеджу Бетти, мне так не казалось.

Дело в том, что Том смотрел теперь на всех людей и предметы совершенно другими глазами по сравнению с сегодняшним утром, когда он приехал в Инглборн. Он даже снисходительно отнёсся к старому мистеру Винтеру, который был в своём обычном ворчливом настроении во время ланча, хотя, пожалуй, во всей округе нельзя было найти более подходящей иллюстрации к словам констебля, чем этот несчастный старик с его вечными жалобами на здоровье и на всё, о чём ему приходится думать и что приходится делать. Однако Тома поразила мысль, что такой характер, как у Кэти, мог сформироваться под влиянием и в постоянном контакте с таким характером, как у её отца. Вскоре после ланча он распрощался со своим дядюшкой, и они с Кэти снова отправились на другой конец деревни – она, чтобы вернуться к своим обязанностям сиделки, а он по пути домой. Он шёл рядом с ней по улице, ведя лошадь под уздцы. По дороге она показала на Соколиный Уступ и сказала:

- Тебе нужно обязательно туда заехать, это почти по пути. Мы с Мэри гуляли там каждый день, когда она у нас гостила, и ей там очень нравилось.

В коттедже они обнаружили Гарри Уинбурна. Он вышел к ним, и молодые люди пожали друг другу руки, оглядели друг друга с головы до ног и смущённо обменялись несколькими фразами. Том с трудом выдавил из себя то немногое, что ему нужно было сказать, но старался компенсировать это своей сердечной манерой. Для лишних слов сейчас было не время и не место, поэтому уже через несколько минут он сидел в седле и ехал вверх по склону к вересковой пустоши. «Пожалуй, он на полстоуна* легче меня, - думал он, - и не такой высокий; но зато крепкий как железо и гибкий как хлыст. Какой бы из него мог получиться седьмой номер в лодке! Бедняга, он, кажется, ужасно страдает. Надеюсь, что смогу ему чем-нибудь помочь. А теперь - к тому месту, которое мне показывала Кэти, когда мы шли по улице».

* стоун (stone) – британская единица массы, равная 14 фунтам (ок. 6,35 кг).

Он погнал лошадь вверх по крутому склону Соколиного Уступа. Возбуждение от крутого подъёма, ощущение собственной силы и некоторого риска, которые он испытывал, помогая смелому животному и руками, и пятками, и коленями, в то время как куски дёрна и камни летели из-под копыт и скатывались позади них с холма, заставили сердце Тома биться быстрее и зажгли огонёк в его глазах к тому времени, когда он добрался до вершины и остановился под соснами. «Так это было её любимое место для прогулок. Неудивительно. Какой здесь воздух, а какой отсюда вид!» Он спрыгнул с лошади, перебросил уздечку через руку и позволил коню щипать короткую траву и вереск, пока сам сначала стоя, а потом сидя смотрел на картину, которой так часто любовалась она. Возможно, она сидела на этом самом месте, и ей был виден тот же широкий простор с лесами и лугами, деревней и парком* и призрачными холмами вдалеке. Ему казалось, что воздух вокруг наполнен её присутствием. Поток новых мыслей и чувств у него в голове подхватил его и унёс с собой, как плавучее бревно, безо всякого сопротивления с его стороны. Он с наслаждением отдался на волю течения. Его взор проследил в обратном направлении дорогу, по которой он ехал сегодня утром, и остановился на лесах возле Бартона, которые еле-еле виднелись вдали, у самого горизонта, там, где все очертания сливаются воедино. Дрожащий июльский воздух, казалось, пульсировал над этим местом пурпурным ореолом. Лёгкий ветерок, дувший прямо со стороны Бартона, казалось, нёс с собой её имя и шептал его в соснах у него над головой. Каждый нерв в его теле трепетал, наполненный ощущением новой жизни, и он больше не мог усидеть на месте. Он поднялся, вскочил на лошадь, повернулся спиной к долине и с радостным криком поскакал по вересковой пустоши на север, к дому, который лежал за меловыми холмами. Когда утром он приехал в Инглборн, то лишь барахтался, сам того не сознавая, на самом краю глубокого потока; после обеда он уехал с Соколиного Уступа влюблённым по уши, даже не по уши, а на двадцать, на сто, нет, на бессчётное количество морских саженей* выше головы, влюблённым осознанно и ликующе.

* парк - исторически парком в Англии называлось огороженное пространство леса, в котором животных специально разводили для охоты и за которым следили смотрители (лесники, егеря).

** морская сажень равна 6 футам или 182 см

Но с какой скоростью, и каким манером! Любовь - во всяком случае, при первом своём пришествии - настолько же слепой наездник, как и стрелок. Вересковая пустошь была полна ям, оставшихся от добычи торфа или дёрна, и пересекалась многочисленными дорогами с глубокими колеями, ведущими к фермам, и зарослями вереска и утёсника. Через них и между ними мчались конь и всадник – конь семи, а человек двадцати лет от роду, вполне подходящая по возрасту пара для бешеной скачки – очертя голову, они летели на север карьером, пока невидимая в траве рытвина несколько глубже, чем обычно, не положила этому конец, и славный конь, спотыкаясь, пролетел вперёд футов тридцать и приземлился на нос и колени, а Том перелетел через его плечо и упал на спину в вереск.

«Хорошо ещё, что не хуже, - подумал наш герой, поднимаясь на ноги и с беспокойством осматривая коня, который стоял, дрожа, и казался ужасно обескураженным всем происходящим. - Надеюсь, он не поранился, а то что скажет отец? Колени вроде бы в порядке».

- Бедняга! – сказал он, похлопывая его, - ещё бы тебе не удивляться. Ты-то не влюблён. Ну, пошли, больше мы не будем валять дурака. Как это там говорится?

Взамен любви несчастной другую ты найдёшь,

А сломанную шею на место не вернёшь.*

Что за бред! Шею ещё можно вылечить, а вот другая любовь – это святотатство!

* строки из стихотворения английского поэта Уильяма Уолша (William Walsh, 1663 – 1708) «Отчаявшийся влюблённый» (The Despairing Lover).

Остаток пути был пройден вполне благоразумно, разве что в мозгу у Тома всю дорогу возникали целой вереницей великолепные воздушные замки вроде тех, которые мы все порой строим. А бок о бок с замками возникали хорошие и честные намерения стать достойным её, добиться её и боготворить её и сердцем, и душой, и телом. А в качестве первого взноса он развеял по ветру все свои эгоистичные утренние мысли и спустился вниз с северного склона меловых холмов преданным и любящим сыном, не держа зла на миссис Портер и уважая её за то, как она хранит сокровище, к которому он стремится, и вовремя успел к обеду.

- Скажи, дорогой, - сказала своему мужу миссис Браун, когда они остались тем вечером одни, - приходилось ли тебе когда-нибудь видеть Тома в таком хорошем настроении, таким нежным и ласковым? Милый мальчик! Нет, ничего с ним не приключилось.

- А разве я тебе это не говорил? – ответил мистер Браун. – Вы, женщины, вечно забиваете себе голову всякой ерундой, стоит только вашим сыновьям начать бриться или дочерям – носить высокую причёску.

- Нет, Джон, ты можешь говорить что хочешь, а Мэри Портер, конечно, очень обаятельная и привлекательная девушка, и…

- Тут я полностью с тобой согласен, - сказал мистер Браун, - и я очень рад, что ты послала им письмо с приглашением.

И эта достойная пара в отличном расположении духа отправилась на покой.